Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

В День Рожденья зоопарка 
Было сладко и нежарко, 
День погожий в феврале: 
Кошкам дали Крем-брюле, 
Раззевался бегемот, 
Получив Фруктовый лёд, 
Йогурт — десять пачек 
Вскрыли для собачек. 
Мятное, фруктовое... 
Заказали клоуну. 
Два орла и петушок 
Съели сахарный рожок. 
За оградой волки воют: 
— Мы хотим фисташковое!.. 
Ухмыляется тапир: 
— Мне бы манго и пломбир! 
Индюки на птичнике 
Слопали клубничное. 

После эдакого корма — 
Всем зверям лечили горло.

Мы с Танюшкой после школы 
Кушаем пломбир 
Вечер перестал быть томным 
Улыбнулся мир 

Иногда ей разрешаю 
КУснуть моего 
Рядом собаченка лает 
В запертом авто 

Нос измазала сгущенкой 
На щеке орех 
И хохочет звонко-тонко 
Что за человек 

У неё рюкзак с пятеркой 
У меня трояк 
Мы сидим на остановке 
Нам вдвоем ништяк!!!

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Что ж ты, боже, выбрал такое время, 
Чтобы к нам с мороженым снизойти. 
Посмотри, вся в белом стоит деревня, 
Будто вместо снега она летит. 
Промелькнул домишко и дядя Ваня 
Вместе с ним взмывает то вверх, то вниз. 
Потихоньку тает в сплошно тумане 
Крыша, подоконник, труба, карниз. 
Тётка Пелагея летит с бурёнкой, 
Дед Трофим собаку обнял свою. 
Ветер воет волком тоскливо, звонко, 
И несёт деревню мою на юг. 
Там поставит избы на берег моря, 
Деревенских жителей встретит рай - 
Их осталось трое в деревне Троя… 
Ты играй гармошка, моя играй!

Я о тебе боялась даже думать. 
Решила: нет, не дамся, буду умной. 
На сто замков закрыла дверь. И ставни 
захлопнула. И медными листами 
ещё поверх заколотила окна, 
решив за ними навсегда умолкнуть. 
Я от тебя бежать пыталась в горы. 
Я с головою погружалась в море. 
(Ах, как за мной ныряли водолазы!) 
И всё же ты нашёл меня, зараза! 

Я таю, как пломбир в июле знойном. 
Гори огнём пожар, плевать на войны. 
Я растекаюсь маслом по планете. 
И пофиг мне мороз, и снег, и ветер! 
Я безразлична ко всему, безвольна. 
В твоих объятиях дышать мне больно... 
Не протестую - знаю, бесполезно. 
Любовь - беда-бедой из всех болезней. 
Шепчу всё то, за что казнит цензура. 
И плачу по себе последней дурой... 

........ 

Мой бред прервал негромкий мягкий голос, 
сказавший:"Всё же мы не зря боролись!" 
И хоть казалось, что уже убита, 
спасли и от тебя, и от ковида...

Забыв мороженого вкус, 
Всё потому, что злится осень, 
Решила сделать перекус 
Такой холодный и не очень. 

Как сладко… Словно в летний день, 
Иду, облизываю пальцы. 
А ветер губы жжёт, злодей. 
Вот как такими улыбаться? 

И не хватало заболеть… 
Сама себя ругаю: «Дура! 
Хоть к старости-то повзрослей. 
Помрёшь, пломбирно окочурясь!»

Льётся солнце. Забыться мороженым 
И вкушать, позабыв про мороз. 
Я – прыг-прыг! – воробьишком взъерошенным 
Лишь смотрю, что на свете стряслось. 

Почему так студёно на улице? 
Март пришёл без тепла. Что за жизнь? 
Надоело всю зиму сутулиться. 
Приходи же, весна. Удружи. 

Эскимо хладнокровно на палочке 
Ждёт моих нецелованных губ. 
А вороны бессовестно пялятся, 
Ищут что-то на чёрном снегу.

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Давай-ка разберём постель не ради боя. 
Входи, как благосклонный эльф в мои покои. 
Ты так устал искать подвох и строить козни, 
Смотри, на крылышке ожог от чьей-то злости. 
Случайно выбранный ночлег в пути господнем - 
Я так ждала тебя и снег как раз сегодня. 
Мороженое, пастила, эльфийский ужин - 
Ты видишь, я тебя ждала, как будто мужа. 
Варенье у меня из драм и из ирисов, 
Разбавлена напополам во мне актриса, 
А искренность - моя петля, внутри томится. 
Как в сказке, там, где журавля ждала лисица, 
На блюдце вывернув обед. Теперь знакомы? 
Входи, мой эльф, подвоха нет, и будь, как дома.

Я о тебе боялась даже думать. 
Решила: нет, не дамся, буду умной. 
На сто замков закрыла дверь. И ставни 
захлопнула. И медными листами 
ещё поверх заколотила окна, 
решив за ними навсегда умолкнуть. 
Я от тебя бежать пыталась в горы. 
Я с головою погружалась в море. 
(Ах, как за мной ныряли водолазы!) 
И всё же ты нашёл меня, зараза! 

Я таю, как пломбир в июле знойном. 
Гори огнём пожар, плевать на войны. 
Я растекаюсь маслом по планете. 
И пофиг мне мороз, и снег, и ветер! 
Я безразлична ко всему, безвольна. 
В твоих объятиях дышать мне больно... 
Не протестую - знаю, бесполезно. 
Любовь - беда-бедой из всех болезней. 
Шепчу всё то, за что казнит цензура. 
И плачу по себе последней дурой... 

........ 

Мой бред прервал негромкий мягкий голос, 
сказавший:"Всё же мы не зря боролись!" 
И хоть казалось, что уже убита, 
спасли и от тебя, и от ковида...

Ах, если бы тети и дяди огромного мира 
Винтовки и пушки свои заряжали пломбиром, 
А вместо напалма использовали крем -брюле, 
В мороженном взрослые были б по самые уши, 
Но сладкий пломбир холоднее холодного душа! 
Какой бы, наверное, пир наступил на земле

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Что ж ты, боже, выбрал такое время, 
Чтобы к нам с мороженым снизойти. 
Посмотри, вся в белом стоит деревня, 
Будто вместо снега она летит. 
Промелькнул домишко и дядя Ваня 
Вместе с ним взмывает то вверх, то вниз. 
Потихоньку тает в сплошно тумане 
Крыша, подоконник, труба, карниз. 
Тётка Пелагея летит с бурёнкой, 
Дед Трофим собаку обнял свою. 
Ветер воет волком тоскливо, звонко, 
И несёт деревню мою на юг. 
Там поставит избы на берег моря, 
Деревенских жителей встретит рай - 
Их осталось трое в деревне Троя… 
Ты играй гармошка, моя играй!

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Ах, если бы тети и дяди огромного мира 
Винтовки и пушки свои заряжали пломбиром, 
А вместо напалма использовали крем -брюле, 
В мороженном взрослые были б по самые уши, 
Но сладкий пломбир холоднее холодного душа! 
Какой бы, наверное, пир наступил на земле

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

В День Рожденья зоопарка 
Было сладко и нежарко, 
День погожий в феврале: 
Кошкам дали Крем-брюле, 
Раззевался бегемот, 
Получив Фруктовый лёд, 
Йогурт — десять пачек 
Вскрыли для собачек. 
Мятное, фруктовое... 
Заказали клоуну. 
Два орла и петушок 
Съели сахарный рожок. 
За оградой волки воют: 
— Мы хотим фисташковое!.. 
Ухмыляется тапир: 
— Мне бы манго и пломбир! 
Индюки на птичнике 
Слопали клубничное. 

После эдакого корма — 
Всем зверям лечили горло.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

В День Рожденья зоопарка 
Было сладко и нежарко, 
День погожий в феврале: 
Кошкам дали Крем-брюле, 
Раззевался бегемот, 
Получив Фруктовый лёд, 
Йогурт — десять пачек 
Вскрыли для собачек. 
Мятное, фруктовое... 
Заказали клоуну. 
Два орла и петушок 
Съели сахарный рожок. 
За оградой волки воют: 
— Мы хотим фисташковое!.. 
Ухмыляется тапир: 
— Мне бы манго и пломбир! 
Индюки на птичнике 
Слопали клубничное. 

После эдакого корма — 
Всем зверям лечили горло.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Что ж ты, боже, выбрал такое время, 
Чтобы к нам с мороженым снизойти. 
Посмотри, вся в белом стоит деревня, 
Будто вместо снега она летит. 
Промелькнул домишко и дядя Ваня 
Вместе с ним взмывает то вверх, то вниз. 
Потихоньку тает в сплошно тумане 
Крыша, подоконник, труба, карниз. 
Тётка Пелагея летит с бурёнкой, 
Дед Трофим собаку обнял свою. 
Ветер воет волком тоскливо, звонко, 
И несёт деревню мою на юг. 
Там поставит избы на берег моря, 
Деревенских жителей встретит рай - 
Их осталось трое в деревне Троя… 
Ты играй гармошка, моя играй!

Оставлю дома сонную хандру 
Пускай лежит послушно на диване 
Подушки простодушные дурманя 
Дремотой и мечтами поутру. 
Проведаю обветренный проспект 
Хранящий шепот постаревших листьев 
Предамся настроению и мыслям 
О том, что неба поменялся цвет, 
И в вышине на маковки домов 
Присели облака густым пломбиром. 
Что хорошо, когда легко и мирно 
Моей душе в преддверии снегов. 
И вопреки ноябрьским холодам 
На улицах седых весною пахнет. 
Хандра моя диванная зачахла…

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Что ж ты, боже, выбрал такое время, 
Чтобы к нам с мороженым снизойти. 
Посмотри, вся в белом стоит деревня, 
Будто вместо снега она летит. 
Промелькнул домишко и дядя Ваня 
Вместе с ним взмывает то вверх, то вниз. 
Потихоньку тает в сплошно тумане 
Крыша, подоконник, труба, карниз. 
Тётка Пелагея летит с бурёнкой, 
Дед Трофим собаку обнял свою. 
Ветер воет волком тоскливо, звонко, 
И несёт деревню мою на юг. 
Там поставит избы на берег моря, 
Деревенских жителей встретит рай - 
Их осталось трое в деревне Троя… 
Ты играй гармошка, моя играй!

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Оставлю дома сонную хандру 
Пускай лежит послушно на диване 
Подушки простодушные дурманя 
Дремотой и мечтами поутру. 
Проведаю обветренный проспект 
Хранящий шепот постаревших листьев 
Предамся настроению и мыслям 
О том, что неба поменялся цвет, 
И в вышине на маковки домов 
Присели облака густым пломбиром. 
Что хорошо, когда легко и мирно 
Моей душе в преддверии снегов. 
И вопреки ноябрьским холодам 
На улицах седых весною пахнет. 
Хандра моя диванная зачахла…

Давай-ка разберём постель не ради боя. 
Входи, как благосклонный эльф в мои покои. 
Ты так устал искать подвох и строить козни, 
Смотри, на крылышке ожог от чьей-то злости. 
Случайно выбранный ночлег в пути господнем - 
Я так ждала тебя и снег как раз сегодня. 
Мороженое, пастила, эльфийский ужин - 
Ты видишь, я тебя ждала, как будто мужа. 
Варенье у меня из драм и из ирисов, 
Разбавлена напополам во мне актриса, 
А искренность - моя петля, внутри томится. 
Как в сказке, там, где журавля ждала лисица, 
На блюдце вывернув обед. Теперь знакомы? 
Входи, мой эльф, подвоха нет, и будь, как дома.

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Быстро тает мой рожок, 
капает на платье. 
Жмутся воробьи в кружок – 
маленькие братья. 

Крошки падают – лови, 
кто тут самый быстрый! 
Спорят вечно воробьи, 
но о чём... Артисты! 

Заморили бы щегла… 
Только прыгнул Марсик. 
Увернулась, как смогла, 
и рожок сломался. 

Крем-брюле, хоть вытирай – 
липнет всё немножко. 
Марсик, котик, ну давай 
слизывай с ладошки… 

Не боятся воробьи – 
на коленях котя… 
А осколочки в пыли, 
хватит всем сегодня.

Оставлю дома сонную хандру 
Пускай лежит послушно на диване 
Подушки простодушные дурманя 
Дремотой и мечтами поутру. 
Проведаю обветренный проспект 
Хранящий шепот постаревших листьев 
Предамся настроению и мыслям 
О том, что неба поменялся цвет, 
И в вышине на маковки домов 
Присели облака густым пломбиром. 
Что хорошо, когда легко и мирно 
Моей душе в преддверии снегов. 
И вопреки ноябрьским холодам 
На улицах седых весною пахнет. 
Хандра моя диванная зачахла…

Давай-ка разберём постель не ради боя. 
Входи, как благосклонный эльф в мои покои. 
Ты так устал искать подвох и строить козни, 
Смотри, на крылышке ожог от чьей-то злости. 
Случайно выбранный ночлег в пути господнем - 
Я так ждала тебя и снег как раз сегодня. 
Мороженое, пастила, эльфийский ужин - 
Ты видишь, я тебя ждала, как будто мужа. 
Варенье у меня из драм и из ирисов, 
Разбавлена напополам во мне актриса, 
А искренность - моя петля, внутри томится. 
Как в сказке, там, где журавля ждала лисица, 
На блюдце вывернув обед. Теперь знакомы? 
Входи, мой эльф, подвоха нет, и будь, как дома.

Я о тебе боялась даже думать. 
Решила: нет, не дамся, буду умной. 
На сто замков закрыла дверь. И ставни 
захлопнула. И медными листами 
ещё поверх заколотила окна, 
решив за ними навсегда умолкнуть. 
Я от тебя бежать пыталась в горы. 
Я с головою погружалась в море. 
(Ах, как за мной ныряли водолазы!) 
И всё же ты нашёл меня, зараза! 

Я таю, как пломбир в июле знойном. 
Гори огнём пожар, плевать на войны. 
Я растекаюсь маслом по планете. 
И пофиг мне мороз, и снег, и ветер! 
Я безразлична ко всему, безвольна. 
В твоих объятиях дышать мне больно... 
Не протестую - знаю, бесполезно. 
Любовь - беда-бедой из всех болезней. 
Шепчу всё то, за что казнит цензура. 
И плачу по себе последней дурой... 

........ 

Мой бред прервал негромкий мягкий голос, 
сказавший:"Всё же мы не зря боролись!" 
И хоть казалось, что уже убита, 
спасли и от тебя, и от ковида...

Льётся солнце. Забыться мороженым 
И вкушать, позабыв про мороз. 
Я – прыг-прыг! – воробьишком взъерошенным 
Лишь смотрю, что на свете стряслось. 

Почему так студёно на улице? 
Март пришёл без тепла. Что за жизнь? 
Надоело всю зиму сутулиться. 
Приходи же, весна. Удружи. 

Эскимо хладнокровно на палочке 
Ждёт моих нецелованных губ. 
А вороны бессовестно пялятся, 
Ищут что-то на чёрном снегу.

В День Рожденья зоопарка 
Было сладко и нежарко, 
День погожий в феврале: 
Кошкам дали Крем-брюле, 
Раззевался бегемот, 
Получив Фруктовый лёд, 
Йогурт — десять пачек 
Вскрыли для собачек. 
Мятное, фруктовое... 
Заказали клоуну. 
Два орла и петушок 
Съели сахарный рожок. 
За оградой волки воют: 
— Мы хотим фисташковое!.. 
Ухмыляется тапир: 
— Мне бы манго и пломбир! 
Индюки на птичнике 
Слопали клубничное. 

После эдакого корма — 
Всем зверям лечили горло.

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Льётся солнце. Забыться мороженым 
И вкушать, позабыв про мороз. 
Я – прыг-прыг! – воробьишком взъерошенным 
Лишь смотрю, что на свете стряслось. 

Почему так студёно на улице? 
Март пришёл без тепла. Что за жизнь? 
Надоело всю зиму сутулиться. 
Приходи же, весна. Удружи. 

Эскимо хладнокровно на палочке 
Ждёт моих нецелованных губ. 
А вороны бессовестно пялятся, 
Ищут что-то на чёрном снегу.

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Что ж ты, боже, выбрал такое время, 
Чтобы к нам с мороженым снизойти. 
Посмотри, вся в белом стоит деревня, 
Будто вместо снега она летит. 
Промелькнул домишко и дядя Ваня 
Вместе с ним взмывает то вверх, то вниз. 
Потихоньку тает в сплошно тумане 
Крыша, подоконник, труба, карниз. 
Тётка Пелагея летит с бурёнкой, 
Дед Трофим собаку обнял свою. 
Ветер воет волком тоскливо, звонко, 
И несёт деревню мою на юг. 
Там поставит избы на берег моря, 
Деревенских жителей встретит рай - 
Их осталось трое в деревне Троя… 
Ты играй гармошка, моя играй!

В День Рожденья зоопарка 
Было сладко и нежарко, 
День погожий в феврале: 
Кошкам дали Крем-брюле, 
Раззевался бегемот, 
Получив Фруктовый лёд, 
Йогурт — десять пачек 
Вскрыли для собачек. 
Мятное, фруктовое... 
Заказали клоуну. 
Два орла и петушок 
Съели сахарный рожок. 
За оградой волки воют: 
— Мы хотим фисташковое!.. 
Ухмыляется тапир: 
— Мне бы манго и пломбир! 
Индюки на птичнике 
Слопали клубничное. 

После эдакого корма — 
Всем зверям лечили горло.

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Давай-ка разберём постель не ради боя. 
Входи, как благосклонный эльф в мои покои. 
Ты так устал искать подвох и строить козни, 
Смотри, на крылышке ожог от чьей-то злости. 
Случайно выбранный ночлег в пути господнем - 
Я так ждала тебя и снег как раз сегодня. 
Мороженое, пастила, эльфийский ужин - 
Ты видишь, я тебя ждала, как будто мужа. 
Варенье у меня из драм и из ирисов, 
Разбавлена напополам во мне актриса, 
А искренность - моя петля, внутри томится. 
Как в сказке, там, где журавля ждала лисица, 
На блюдце вывернув обед. Теперь знакомы? 
Входи, мой эльф, подвоха нет, и будь, как дома.

Льётся солнце. Забыться мороженым 
И вкушать, позабыв про мороз. 
Я – прыг-прыг! – воробьишком взъерошенным 
Лишь смотрю, что на свете стряслось. 

Почему так студёно на улице? 
Март пришёл без тепла. Что за жизнь? 
Надоело всю зиму сутулиться. 
Приходи же, весна. Удружи. 

Эскимо хладнокровно на палочке 
Ждёт моих нецелованных губ. 
А вороны бессовестно пялятся, 
Ищут что-то на чёрном снегу.

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Не плачь, мне всё равно тебя не жаль. Всё повторять сначала очень тяжко. 
Причмокивая съел меня февраль, как эскимо, и выбросил бумажку. 
И я теперь никчёмный и пустой лечу, как та бумажка по метели... 
Подумал — раздружился с головой, застав тебя с приятелем в постели. 
Ни дать ни взять — анектодичный муж, который должен быть в командировке 
(уймись, ты нарыдала восемь луж), что говорить — момент весьма неловкий. 
Я целый месяц жил, как в полусне и маялся, как зэк перед расстрелом. 
То чувство, словно вымазан в гов..е — не позабыть. Всему свои пределы. 
Молчи. Не поднимай опухших глаз. Я никогда тебе и не был нужен... 
Как странно, ты прекрасна и сейчас, 
когда лежишь ничком в кровавой луже.

Оставлю дома сонную хандру 
Пускай лежит послушно на диване 
Подушки простодушные дурманя 
Дремотой и мечтами поутру. 
Проведаю обветренный проспект 
Хранящий шепот постаревших листьев 
Предамся настроению и мыслям 
О том, что неба поменялся цвет, 
И в вышине на маковки домов 
Присели облака густым пломбиром. 
Что хорошо, когда легко и мирно 
Моей душе в преддверии снегов. 
И вопреки ноябрьским холодам 
На улицах седых весною пахнет. 
Хандра моя диванная зачахла…

Забыв мороженого вкус, 
Всё потому, что злится осень, 
Решила сделать перекус 
Такой холодный и не очень. 

Как сладко… Словно в летний день, 
Иду, облизываю пальцы. 
А ветер губы жжёт, злодей. 
Вот как такими улыбаться? 

И не хватало заболеть… 
Сама себя ругаю: «Дура! 
Хоть к старости-то повзрослей. 
Помрёшь, пломбирно окочурясь!»

Эта девочка, на границе сна, 
Говорила мне, что пришла весна, 
А деревья голые потому, 
Что послушно сердце моё уму. 
Что не вижу я как растёт трава, 
Что не слышу Слово, а лишь слова. 
Я хотел ей верить, но вот беда, 
Замерзала в речке моей вода, 
И снегирь клевал на снегу зерно 
Под моим распахнутым в мир окном. 
И она ушла. Через много лет 
Я в окно увидел, что мира нет, 
Что сугробы снежные лишь во мне, 
А вокруг все радуются весне. 
Захотелось мне рассказать всем им, 
Что сегодня я разлюбил пломбир 
Что горячий чай растопил весь снег, 
На границе сна и на склоне лет.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Оставлю дома сонную хандру 
Пускай лежит послушно на диване 
Подушки простодушные дурманя 
Дремотой и мечтами поутру. 
Проведаю обветренный проспект 
Хранящий шепот постаревших листьев 
Предамся настроению и мыслям 
О том, что неба поменялся цвет, 
И в вышине на маковки домов 
Присели облака густым пломбиром. 
Что хорошо, когда легко и мирно 
Моей душе в преддверии снегов. 
И вопреки ноябрьским холодам 
На улицах седых весною пахнет. 
Хандра моя диванная зачахла…

Забыв мороженого вкус, 
Всё потому, что злится осень, 
Решила сделать перекус 
Такой холодный и не очень. 

Как сладко… Словно в летний день, 
Иду, облизываю пальцы. 
А ветер губы жжёт, злодей. 
Вот как такими улыбаться? 

И не хватало заболеть… 
Сама себя ругаю: «Дура! 
Хоть к старости-то повзрослей. 
Помрёшь, пломбирно окочурясь!»

Пломбиры крыш с ума нас посводили. 
И перевёрнутые шапкой маршмелло 
Три вафельных стаканчика градилен 
Дразнили сквозь оконное стекло. 

Мы с другом огорчённые сидели – 
Мороженое можно лишь в кино, 
И, градусник во рту, подряд неделю, 
Катали, как ванильный эскимо.

Смог по городу гулял с папироской, 
На асфальте плавно плавились тени. 
Раздевая эскимо у киоска, 
Я предчувствовал приток наслаждений. 
Шоколадная глазурь пеленала 
Превосходную на вкус плоть пломбира. 
Заплатив за эскимо звонким налом, 
Люди прятались в тени в чёрных дырах. 
Вот бы в снежном декабре оказаться, 
Чтоб не плавился пломбир в шоколаде... 

Вмиг сковал меня мороз минус двадцать. 
Зря подумал на жаре о прохладе! 
Пешеходы по сезону одеты 
И на зависть мне в ботинки обуты. 
Я единственный оделся, как летом, 
Время года перепутав как будто. 
Снеговик, являясь частью эскиза, 
Проронил на грудь слезу крокодила: 
– Мой морковный нос похож на огрызок, 
Злая белочка его откусила. 
Я разглядывал его изумлённо, 
Сотрясая бородой в снежных блёстках. 
С голой ветки воробей и ворона 
Наблюдали за моей заморозкой... 

С неба свесились лучи, словно фалды. 
Мой пломбир по локтю стёк на сандалии. 
Сладкоежки-муравьи на асфальте 
Расплывавшийся десерт поедали.

Что ж ты, боже, выбрал такое время, 
Чтобы к нам с мороженым снизойти. 
Посмотри, вся в белом стоит деревня, 
Будто вместо снега она летит. 
Промелькнул домишко и дядя Ваня 
Вместе с ним взмывает то вверх, то вниз. 
Потихоньку тает в сплошно тумане 
Крыша, подоконник, труба, карниз. 
Тётка Пелагея летит с бурёнкой, 
Дед Трофим собаку обнял свою. 
Ветер воет волком тоскливо, звонко, 
И несёт деревню мою на юг. 
Там поставит избы на берег моря, 
Деревенских жителей встретит рай - 
Их осталось трое в деревне Троя… 
Ты играй гармошка, моя играй!