у смерти две причины
убийство и усталость
вот маленький мужчина
а сколько жить осталось

так далеко до точки
конечной (в марте в мае...)
он возится в песочке
а море отступает...

а море отступает
а он того не бачит
а он того не знает
что этот отступ значит

он строит замок чинно
неспешно – папе маме...
но третья есть причина –
несчастие: цунами...

Мандраж.
Не понимаешь, почему трясёт.
Никакого пива на кануне…
Но плохо, как будто оторвали тебя от земли, лишили подпитки, сказали – свободна, теперь лети…
А ты не можешь, не понимаешь, зачем куда-то лететь.
Набираешь номер, чтобы просто сказать: Привет.
А тебе говорят: Он умер.
Отец… За тысячу километров, в другой стране, повторяешь.
Но веришь своим рукам – холодно.
Это мёртвая точка, это мёртвая точка. Тире. Внутренний зуммер.
Рвутся тонкие нити родства. Не простила отца,
но сейчас понимаешь – в каждом вдохе он жил, он живёт и сейчас.
Скоро внучка родится у нас.
Снова девочка, пап…

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

Умер сентябрь. Похоронены жалобы
на удушающие дни и ноченьки.
А я бы обратно, в лето сбежала бы.
Снова палящего солнышка хочется.

Лечь на песок, раскалённый до красного,
снова сгореть до костей как намедни. Ах!
Солнышка хочется, солнышка ясного
Но угасает надежда последняя.

Знаю, напрасны дозваться старания.
Знаю, напрасны призывы к горячему.
Значит впадать в непробудную спячку и
допокориться уже настоящему.

Временной смерти отдаться безропотно,
остановить постепенно дыхание.
Пусть остаются вседневные хлопоты
где-то за гранью в тиши засыпания...

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Я не хочу умирать.
Сегодня.
Может быть, завтра будет не так,
Не знаю.
Воля господня.
Ветер срывает с небес транспарант,
Небо в исподнем.
Саваном стелется туч караван.
Нет, не сегодня.

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

у меня в руках таблица
к гороскопу с датой смерти
тема эта не для блица
полагаю уж поверьте

видеть срок своей кончины
будь то правда или шутка
хоть и верить нет причины
все равно немного жутко

май пятнадцатое ельня –
врет цыганка мне «по блату»...

три астролога раздельно
нагадали ту же дату

Невечно бытие. Закон природы.
Отчаиваться, плакать - мало смысла.
Был долог путь. Была служанкой моды,
Латала сны, гранит науки грызла.
И ставила в вину чужую шалость,
За большее журя себя нестрого.
Пойму ли я, как сладко заблуждалась?
Простится ли - представшей перед Богом?
Уйду в туман осеннею аллеей,
И ночь задвинет крышку саркофага.
Но знаю, ни о чём не пожалею.
Всё данное мне Господом - во благо.
"Враги" - учителя, "беда" - наука.
Уроки для души в преодоленье.
Во благо всё: предательство, разлука,
Борьба с собой - с привычками и ленью.
Наступит срок - душа простится с твердью,
И в мир иной откроется граница.
Прошу лишь, мне успеть бы перед смертью
Покаяться в грехах и причаститься.

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

Гана – Африка, ребята. Там хоронят по-другому.
Там гробы по интересам, по пристрастиям, привычкам
Тех, кто умер. Ну, допустим: гроб отличный в виде дома,
В виде рыбы иль бутылки, или в виде ганской птички.

В странной позе внутрь чего-то помещается покойник.
Это что-то стоит денег – год работы без просвета.
Хоронить в гробах обычных нетипично непристойно.
Танцы, музыка, веселье… Вот как выглядит всё это!

Главный плакальщик – мужчина! - по наследству тоже главный.
Детям, внукам ли, супруге – никаких таких поблажек.
Обвинит их в смерти жёстко, и они совсем бесправны.
Что тут скажешь? Что поделать? Род жены уже не важен.

Ни на йоту от традиций! Ни при чём здесь даже вера.
Фантазийный гроб и праздник, похоронные плакаты.
Главное: фуршет, подарки – вот такая атмосфера…
А ещё вернуть с наваром на покойника затраты…

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

Певчий птах губернии Рязанской,
ловчими, был загнан в Англетер,
голос потерявший, безопасный, —
вырвался, вспорхнул и улетел:
в небе над полями и лесами
снегирями толстыми отпет
и посажен в солнечные сани;
трудно ли по небу в тридцать лет
пополудни плыть быстрее зайца?!..
над опушкой, полем, — как во сне?..
и реки замёрзшей в чуть касаться,
и цеплять лучом скрипящий снег?..
Замерев, подсолнухом незрячим,
выскользнуть за дальний горизонт...
Быть светилом — трудная задача,
и судить за это не резон...

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

Смертельный номер – я под куполом.
Да, этот купол – просто небо.
Пожить под ним спокойно мне бы,
но я, вооружившись лупою,
пытаюсь изучать мгновения.

И что я вижу? Как потрачено
на ерунду, на разговоры,
которые забуду скоро,
всё то, что было предназначено
для главного стихотворения.

А вдруг оно уже написано,
но я не понял, не заметил, –
о нашей горестной планете,
о том, что прячем за кулисами,
о жизни, смерти, возрождении.

Что ж, если так, недаром прожиты
Мои взъерошенные годы...
Не поспевал за бегом моды.
В морщин глубоких складках кожистых
Храню я вечные сомнения.

Но жду, как прежде, вдохновения,
полёта, радости, свободы...

Медиативное.

да всех коснется рок
в тени не на виду
через недолгий срок
и я от вас уйду

пока сырок я ем
и балуюсь чайком
вживую а затем
бац колокол по ком

и вот уже завис
под куполом небес
гляжу оттуда вниз
родного тела без

а тело на бочок
склонилось головой –
реальный чувачок
и дремлет как живой...

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Я не хочу умирать.
Сегодня.
Может быть, завтра будет не так,
Не знаю.
Воля господня.
Ветер срывает с небес транспарант,
Небо в исподнем.
Саваном стелется туч караван.
Нет, не сегодня.

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

Смертельный номер – я под куполом.
Да, этот купол – просто небо.
Пожить под ним спокойно мне бы,
но я, вооружившись лупою,
пытаюсь изучать мгновения.

И что я вижу? Как потрачено
на ерунду, на разговоры,
которые забуду скоро,
всё то, что было предназначено
для главного стихотворения.

А вдруг оно уже написано,
но я не понял, не заметил, –
о нашей горестной планете,
о том, что прячем за кулисами,
о жизни, смерти, возрождении.

Что ж, если так, недаром прожиты
Мои взъерошенные годы...
Не поспевал за бегом моды.
В морщин глубоких складках кожистых
Храню я вечные сомнения.

Но жду, как прежде, вдохновения,
полёта, радости, свободы...

Медиативное.

Невечно бытие. Закон природы.
Отчаиваться, плакать - мало смысла.
Был долог путь. Была служанкой моды,
Латала сны, гранит науки грызла.
И ставила в вину чужую шалость,
За большее журя себя нестрого.
Пойму ли я, как сладко заблуждалась?
Простится ли - представшей перед Богом?
Уйду в туман осеннею аллеей,
И ночь задвинет крышку саркофага.
Но знаю, ни о чём не пожалею.
Всё данное мне Господом - во благо.
"Враги" - учителя, "беда" - наука.
Уроки для души в преодоленье.
Во благо всё: предательство, разлука,
Борьба с собой - с привычками и ленью.
Наступит срок - душа простится с твердью,
И в мир иной откроется граница.
Прошу лишь, мне успеть бы перед смертью
Покаяться в грехах и причаститься.

Гана – Африка, ребята. Там хоронят по-другому.
Там гробы по интересам, по пристрастиям, привычкам
Тех, кто умер. Ну, допустим: гроб отличный в виде дома,
В виде рыбы иль бутылки, или в виде ганской птички.

В странной позе внутрь чего-то помещается покойник.
Это что-то стоит денег – год работы без просвета.
Хоронить в гробах обычных нетипично непристойно.
Танцы, музыка, веселье… Вот как выглядит всё это!

Главный плакальщик – мужчина! - по наследству тоже главный.
Детям, внукам ли, супруге – никаких таких поблажек.
Обвинит их в смерти жёстко, и они совсем бесправны.
Что тут скажешь? Что поделать? Род жены уже не важен.

Ни на йоту от традиций! Ни при чём здесь даже вера.
Фантазийный гроб и праздник, похоронные плакаты.
Главное: фуршет, подарки – вот такая атмосфера…
А ещё вернуть с наваром на покойника затраты…

Смотрел на жизнь я словно на поток
Малюсеньких самоубийств...
Вино, табак, печенье, пицца, торт -
Как много проиграл им битв!
Слюною будто кровью истекал,
Почуяв чары пирогов,
И, белый флаг подняв, мои войска
Питались ересью врагов.

За бургер душу чёрту продавал,
И стал огромным, как берсерк...
Порою думал: "Вот же я болван!
Такой же грешный, как и все -
Адепт созвездия Коньячных Звёзд
И собутыльник Сатаны,
В распятье спорта вбивший ржавый гвоздь,
Ничем не лучше остальных."

Пуская кольца дыма в пустоту,
Души частицы выдыхал...
И не заметил, как внутри протух,
Идя по кругу впопыхах.
Я думал, Иисус на небеси
Меня не скоро обнулит...
Но вдруг восстал поток, судьбу взбесив,
И смыл меня с лица Земли.

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Невечно бытие. Закон природы.
Отчаиваться, плакать - мало смысла.
Был долог путь. Была служанкой моды,
Латала сны, гранит науки грызла.
И ставила в вину чужую шалость,
За большее журя себя нестрого.
Пойму ли я, как сладко заблуждалась?
Простится ли - представшей перед Богом?
Уйду в туман осеннею аллеей,
И ночь задвинет крышку саркофага.
Но знаю, ни о чём не пожалею.
Всё данное мне Господом - во благо.
"Враги" - учителя, "беда" - наука.
Уроки для души в преодоленье.
Во благо всё: предательство, разлука,
Борьба с собой - с привычками и ленью.
Наступит срок - душа простится с твердью,
И в мир иной откроется граница.
Прошу лишь, мне успеть бы перед смертью
Покаяться в грехах и причаститься.

Я не хочу умирать.
Сегодня.
Может быть, завтра будет не так,
Не знаю.
Воля господня.
Ветер срывает с небес транспарант,
Небо в исподнем.
Саваном стелется туч караван.
Нет, не сегодня.

Мандраж.
Не понимаешь, почему трясёт.
Никакого пива на кануне…
Но плохо, как будто оторвали тебя от земли, лишили подпитки, сказали – свободна, теперь лети…
А ты не можешь, не понимаешь, зачем куда-то лететь.
Набираешь номер, чтобы просто сказать: Привет.
А тебе говорят: Он умер.
Отец… За тысячу километров, в другой стране, повторяешь.
Но веришь своим рукам – холодно.
Это мёртвая точка, это мёртвая точка. Тире. Внутренний зуммер.
Рвутся тонкие нити родства. Не простила отца,
но сейчас понимаешь – в каждом вдохе он жил, он живёт и сейчас.
Скоро внучка родится у нас.
Снова девочка, пап…

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

Ну а что о ней скажешь? Порвётся цветная нить.
Слезы родичей встретят приход нежеланной гости.
Человек превратится в мясо. А мясу - гнить.
Покрывая, подсохнув, как чёрная корка, кости.

Фотографиям тоже, как водится, выцветать,
А на камне могильном зачем-то начертят имя.
Может кто-то заметит повадки твои и стать
В твоих детях; но этим повадкам не быть твоими.

Твои чувства, наитья, рифмовки за много лет,
Полновесные яркие строки исчезнут в бездне,
Ведь поэзия - вечно жива, а нетленки - нет.
И прабабушки пели совсем не такие песни...

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Невечно бытие. Закон природы.
Отчаиваться, плакать - мало смысла.
Был долог путь. Была служанкой моды,
Латала сны, гранит науки грызла.
И ставила в вину чужую шалость,
За большее журя себя нестрого.
Пойму ли я, как сладко заблуждалась?
Простится ли - представшей перед Богом?
Уйду в туман осеннею аллеей,
И ночь задвинет крышку саркофага.
Но знаю, ни о чём не пожалею.
Всё данное мне Господом - во благо.
"Враги" - учителя, "беда" - наука.
Уроки для души в преодоленье.
Во благо всё: предательство, разлука,
Борьба с собой - с привычками и ленью.
Наступит срок - душа простится с твердью,
И в мир иной откроется граница.
Прошу лишь, мне успеть бы перед смертью
Покаяться в грехах и причаститься.

Я не хочу умирать.
Сегодня.
Может быть, завтра будет не так,
Не знаю.
Воля господня.
Ветер срывает с небес транспарант,
Небо в исподнем.
Саваном стелется туч караван.
Нет, не сегодня.

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

А что такое смерть?
К кому она являлась?
Кто может рассказать,
Поведать всё о ней?
Пустое... Даже жизнь
Не сможем описать мы,
Хотя ещё мы живы.

Вот что такое жизнь?

Умер сентябрь. Похоронены жалобы
на удушающие дни и ноченьки.
А я бы обратно, в лето сбежала бы.
Снова палящего солнышка хочется.

Лечь на песок, раскалённый до красного,
снова сгореть до костей как намедни. Ах!
Солнышка хочется, солнышка ясного
Но угасает надежда последняя.

Знаю, напрасны дозваться старания.
Знаю, напрасны призывы к горячему.
Значит впадать в непробудную спячку и
допокориться уже настоящему.

Временной смерти отдаться безропотно,
остановить постепенно дыхание.
Пусть остаются вседневные хлопоты
где-то за гранью в тиши засыпания...

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Гана – Африка, ребята. Там хоронят по-другому.
Там гробы по интересам, по пристрастиям, привычкам
Тех, кто умер. Ну, допустим: гроб отличный в виде дома,
В виде рыбы иль бутылки, или в виде ганской птички.

В странной позе внутрь чего-то помещается покойник.
Это что-то стоит денег – год работы без просвета.
Хоронить в гробах обычных нетипично непристойно.
Танцы, музыка, веселье… Вот как выглядит всё это!

Главный плакальщик – мужчина! - по наследству тоже главный.
Детям, внукам ли, супруге – никаких таких поблажек.
Обвинит их в смерти жёстко, и они совсем бесправны.
Что тут скажешь? Что поделать? Род жены уже не важен.

Ни на йоту от традиций! Ни при чём здесь даже вера.
Фантазийный гроб и праздник, похоронные плакаты.
Главное: фуршет, подарки – вот такая атмосфера…
А ещё вернуть с наваром на покойника затраты…

Ну а что о ней скажешь? Порвётся цветная нить.
Слезы родичей встретят приход нежеланной гости.
Человек превратится в мясо. А мясу - гнить.
Покрывая, подсохнув, как чёрная корка, кости.

Фотографиям тоже, как водится, выцветать,
А на камне могильном зачем-то начертят имя.
Может кто-то заметит повадки твои и стать
В твоих детях; но этим повадкам не быть твоими.

Твои чувства, наитья, рифмовки за много лет,
Полновесные яркие строки исчезнут в бездне,
Ведь поэзия - вечно жива, а нетленки - нет.
И прабабушки пели совсем не такие песни...

В природе смерти нет. А есть круговорот
молекул, атомов, пучков цветных энергий...
Когда земная плоть - уже совсем банкрот,
неактуальный по вселенским меркам,
душе приходится искать другой приют,
новей, прочней, удобней, краше оболочку,
в которой не всегда её с любовью ждут.
И счастье оформляется в рассрочку.
И надо полчищам ходячих ипотек
брести, сквозь тернии упорно продираясь,
порою путь свой проклиная целый век,
пока не примет плоть земля сырая.
И снова только плоть. Бессмертная душа -
в том самом поиске взлетит, скиталец вечный.
(Чьё тело ей пошлют - героя иль бомжа?)
А слово "смерть" - лишь слово в нашей речи.

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

О смерти не спросить у мертвецов,
Они не толерантны к репортёрам.
Когда-то там, во времени нескором -
И наш уход на лоно праотцов.

Попросят ли и нас открыть глаза -
Мы крепче постараемся смежить их,
И вряд ли захотим мы рассказать
Об опыте, никем не пережитом.

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Сосед сказал мне:
- Чтоб ты сдох!
Шикарная беседа...
Но я вам – не последний лох,
Послал и я соседа.

Потом подумал:
Если вдруг
Сосед – колдун немножко?
Зачем мне враг? Мне нужен друг!
Стучу ему в окошко.

– Василий, слушай,
Я вчера
Погорячился малость,
не спал и думал до утра –
всему виной усталость,

перетрудился,
перепил,
прости, дружок, бывает...
А он лежит, совсем застыл.
И даже не кивает!

Василий помер –
вот те раз!
Запомню аксиому:
ждёт это каждого из нас,
но не желай другому.

А что такое смерть?
К кому она являлась?
Кто может рассказать,
Поведать всё о ней?
Пустое... Даже жизнь
Не сможем описать мы,
Хотя ещё мы живы.

Вот что такое жизнь?

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

да всех коснется рок
в тени не на виду
через недолгий срок
и я от вас уйду

пока сырок я ем
и балуюсь чайком
вживую а затем
бац колокол по ком

и вот уже завис
под куполом небес
гляжу оттуда вниз
родного тела без

а тело на бочок
склонилось головой –
реальный чувачок
и дремлет как живой...

Сосед сказал мне:
- Чтоб ты сдох!
Шикарная беседа...
Но я вам – не последний лох,
Послал и я соседа.

Потом подумал:
Если вдруг
Сосед – колдун немножко?
Зачем мне враг? Мне нужен друг!
Стучу ему в окошко.

– Василий, слушай,
Я вчера
Погорячился малость,
не спал и думал до утра –
всему виной усталость,

перетрудился,
перепил,
прости, дружок, бывает...
А он лежит, совсем застыл.
И даже не кивает!

Василий помер –
вот те раз!
Запомню аксиому:
ждёт это каждого из нас,
но не желай другому.

Я не хочу умирать.
Сегодня.
Может быть, завтра будет не так,
Не знаю.
Воля господня.
Ветер срывает с небес транспарант,
Небо в исподнем.
Саваном стелется туч караван.
Нет, не сегодня.

у смерти две причины
убийство и усталость
вот маленький мужчина
а сколько жить осталось

так далеко до точки
конечной (в марте в мае...)
он возится в песочке
а море отступает...

а море отступает
а он того не бачит
а он того не знает
что этот отступ значит

он строит замок чинно
неспешно – папе маме...
но третья есть причина –
несчастие: цунами...

В природе смерти нет. А есть круговорот
молекул, атомов, пучков цветных энергий...
Когда земная плоть - уже совсем банкрот,
неактуальный по вселенским меркам,
душе приходится искать другой приют,
новей, прочней, удобней, краше оболочку,
в которой не всегда её с любовью ждут.
И счастье оформляется в рассрочку.
И надо полчищам ходячих ипотек
брести, сквозь тернии упорно продираясь,
порою путь свой проклиная целый век,
пока не примет плоть земля сырая.
И снова только плоть. Бессмертная душа -
в том самом поиске взлетит, скиталец вечный.
(Чьё тело ей пошлют - героя иль бомжа?)
А слово "смерть" - лишь слово в нашей речи.

Певчий птах губернии Рязанской,
ловчими, был загнан в Англетер,
голос потерявший, безопасный, —
вырвался, вспорхнул и улетел:
в небе над полями и лесами
снегирями толстыми отпет
и посажен в солнечные сани;
трудно ли по небу в тридцать лет
пополудни плыть быстрее зайца?!..
над опушкой, полем, — как во сне?..
и реки замёрзшей в чуть касаться,
и цеплять лучом скрипящий снег?..
Замерев, подсолнухом незрячим,
выскользнуть за дальний горизонт...
Быть светилом — трудная задача,
и судить за это не резон...

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

у меня в руках таблица
к гороскопу с датой смерти
тема эта не для блица
полагаю уж поверьте

видеть срок своей кончины
будь то правда или шутка
хоть и верить нет причины
все равно немного жутко

май пятнадцатое ельня –
врет цыганка мне «по блату»...

три астролога раздельно
нагадали ту же дату

О смерти не спросить у мертвецов,
Они не толерантны к репортёрам.
Когда-то там, во времени нескором -
И наш уход на лоно праотцов.

Попросят ли и нас открыть глаза -
Мы крепче постараемся смежить их,
И вряд ли захотим мы рассказать
Об опыте, никем не пережитом.

да всех коснется рок
в тени не на виду
через недолгий срок
и я от вас уйду

пока сырок я ем
и балуюсь чайком
вживую а затем
бац колокол по ком

и вот уже завис
под куполом небес
гляжу оттуда вниз
родного тела без

а тело на бочок
склонилось головой –
реальный чувачок
и дремлет как живой...

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

А что такое смерть?
К кому она являлась?
Кто может рассказать,
Поведать всё о ней?
Пустое... Даже жизнь
Не сможем описать мы,
Хотя ещё мы живы.

Вот что такое жизнь?

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

Певчий птах губернии Рязанской,
ловчими, был загнан в Англетер,
голос потерявший, безопасный, —
вырвался, вспорхнул и улетел:
в небе над полями и лесами
снегирями толстыми отпет
и посажен в солнечные сани;
трудно ли по небу в тридцать лет
пополудни плыть быстрее зайца?!..
над опушкой, полем, — как во сне?..
и реки замёрзшей в чуть касаться,
и цеплять лучом скрипящий снег?..
Замерев, подсолнухом незрячим,
выскользнуть за дальний горизонт...
Быть светилом — трудная задача,
и судить за это не резон...

Как же хочется уйти быстро,
Как же хочется уйти лихо,
Чтоб в себе не погасить искры,
Чтоб другим не причинить лиха.
Чтобы так: на раз-два-три – встали,
А потом, на раз-два-три – «Пухом!»
Чтоб сказали: «Мы его знали.
Этот помер, как и жил – с духом…»
Как же хочется уйти сразу,
До отказа затянув стремя,
Чтобы в пол ушла педаль газа,
В неземное перейдя время.
Чтоб неслышно притворить двери,
Промелькнув, как лёгкий взмах бритвой.
Чтоб сказали: «Мы ему верим.
Этот помер, как и жил – с ритмом…»
Но ведь хочется прожить дольше,
Чтоб в глаза твои смотреть чаще,
Чтобы правды написать больше
И совсем не допускать фальши.
Чтоб в конце, войдя в придел горний,
Вслед услышать о себе лестно:
«Спи спокойно, мы тебя помним.
Ты и помер, как и жил – честно…»

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

Гана – Африка, ребята. Там хоронят по-другому.
Там гробы по интересам, по пристрастиям, привычкам
Тех, кто умер. Ну, допустим: гроб отличный в виде дома,
В виде рыбы иль бутылки, или в виде ганской птички.

В странной позе внутрь чего-то помещается покойник.
Это что-то стоит денег – год работы без просвета.
Хоронить в гробах обычных нетипично непристойно.
Танцы, музыка, веселье… Вот как выглядит всё это!

Главный плакальщик – мужчина! - по наследству тоже главный.
Детям, внукам ли, супруге – никаких таких поблажек.
Обвинит их в смерти жёстко, и они совсем бесправны.
Что тут скажешь? Что поделать? Род жены уже не важен.

Ни на йоту от традиций! Ни при чём здесь даже вера.
Фантазийный гроб и праздник, похоронные плакаты.
Главное: фуршет, подарки – вот такая атмосфера…
А ещё вернуть с наваром на покойника затраты…

Ничего, что мы с тобой умрём,
Что закроет старый водоём,
Лиственная скатерть увяданья.
Что не будет солнца по утрам,
И замолкнет птичий тарарам,
Только лишь для нашего сознанья.
Посмотри на эти дерева -
Как на них волнуется листва,
И дрожит, предчувствуя разлуку
С птицей, притаившейся в гнезде,
С ветром, проникающим везде,
И желтеет тут же от испуга.
Понимаешь, смерть к нам не прейдёт!
Ведь она с рожденья в нас живёт,
Силу обретая с каждым годом,
Учится молчать и говорить,
Звёзды зажигать у нас внутри,
И готовить выход на свободу.

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

Гана – Африка, ребята. Там хоронят по-другому.
Там гробы по интересам, по пристрастиям, привычкам
Тех, кто умер. Ну, допустим: гроб отличный в виде дома,
В виде рыбы иль бутылки, или в виде ганской птички.

В странной позе внутрь чего-то помещается покойник.
Это что-то стоит денег – год работы без просвета.
Хоронить в гробах обычных нетипично непристойно.
Танцы, музыка, веселье… Вот как выглядит всё это!

Главный плакальщик – мужчина! - по наследству тоже главный.
Детям, внукам ли, супруге – никаких таких поблажек.
Обвинит их в смерти жёстко, и они совсем бесправны.
Что тут скажешь? Что поделать? Род жены уже не важен.

Ни на йоту от традиций! Ни при чём здесь даже вера.
Фантазийный гроб и праздник, похоронные плакаты.
Главное: фуршет, подарки – вот такая атмосфера…
А ещё вернуть с наваром на покойника затраты…

Певчий птах губернии Рязанской,
ловчими, был загнан в Англетер,
голос потерявший, безопасный, —
вырвался, вспорхнул и улетел:
в небе над полями и лесами
снегирями толстыми отпет
и посажен в солнечные сани;
трудно ли по небу в тридцать лет
пополудни плыть быстрее зайца?!..
над опушкой, полем, — как во сне?..
и реки замёрзшей в чуть касаться,
и цеплять лучом скрипящий снег?..
Замерев, подсолнухом незрячим,
выскользнуть за дальний горизонт...
Быть светилом — трудная задача,
и судить за это не резон...

Я не хочу умирать.
Сегодня.
Может быть, завтра будет не так,
Не знаю.
Воля господня.
Ветер срывает с небес транспарант,
Небо в исподнем.
Саваном стелется туч караван.
Нет, не сегодня.

Гана – Африка, ребята. Там хоронят по-другому.
Там гробы по интересам, по пристрастиям, привычкам
Тех, кто умер. Ну, допустим: гроб отличный в виде дома,
В виде рыбы иль бутылки, или в виде ганской птички.

В странной позе внутрь чего-то помещается покойник.
Это что-то стоит денег – год работы без просвета.
Хоронить в гробах обычных нетипично непристойно.
Танцы, музыка, веселье… Вот как выглядит всё это!

Главный плакальщик – мужчина! - по наследству тоже главный.
Детям, внукам ли, супруге – никаких таких поблажек.
Обвинит их в смерти жёстко, и они совсем бесправны.
Что тут скажешь? Что поделать? Род жены уже не важен.

Ни на йоту от традиций! Ни при чём здесь даже вера.
Фантазийный гроб и праздник, похоронные плакаты.
Главное: фуршет, подарки – вот такая атмосфера…
А ещё вернуть с наваром на покойника затраты…

Ну а что о ней скажешь? Порвётся цветная нить.
Слезы родичей встретят приход нежеланной гости.
Человек превратится в мясо. А мясу - гнить.
Покрывая, подсохнув, как чёрная корка, кости.

Фотографиям тоже, как водится, выцветать,
А на камне могильном зачем-то начертят имя.
Может кто-то заметит повадки твои и стать
В твоих детях; но этим повадкам не быть твоими.

Твои чувства, наитья, рифмовки за много лет,
Полновесные яркие строки исчезнут в бездне,
Ведь поэзия - вечно жива, а нетленки - нет.
И прабабушки пели совсем не такие песни...

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

Учились дышать, говорить и ходить,
Росли, набирались ума.
К чему-то стремились, куда-то рвались,
Всё саваном скроет зима.
Шагнув в небылое, найдем ли покой?
Найдут ли родные ответ?

Приглажу косички шершавой рукой.
У внучки на столике общий портрет.
Я знаю, бессмертия нет.

Умер сентябрь. Похоронены жалобы
на удушающие дни и ноченьки.
А я бы обратно, в лето сбежала бы.
Снова палящего солнышка хочется.

Лечь на песок, раскалённый до красного,
снова сгореть до костей как намедни. Ах!
Солнышка хочется, солнышка ясного
Но угасает надежда последняя.

Знаю, напрасны дозваться старания.
Знаю, напрасны призывы к горячему.
Значит впадать в непробудную спячку и
допокориться уже настоящему.

Временной смерти отдаться безропотно,
остановить постепенно дыхание.
Пусть остаются вседневные хлопоты
где-то за гранью в тиши засыпания...

да всех коснется рок
в тени не на виду
через недолгий срок
и я от вас уйду

пока сырок я ем
и балуюсь чайком
вживую а затем
бац колокол по ком

и вот уже завис
под куполом небес
гляжу оттуда вниз
родного тела без

а тело на бочок
склонилось головой –
реальный чувачок
и дремлет как живой...

Сосед сказал мне:
- Чтоб ты сдох!
Шикарная беседа...
Но я вам – не последний лох,
Послал и я соседа.

Потом подумал:
Если вдруг
Сосед – колдун немножко?
Зачем мне враг? Мне нужен друг!
Стучу ему в окошко.

– Василий, слушай,
Я вчера
Погорячился малость,
не спал и думал до утра –
всему виной усталость,

перетрудился,
перепил,
прости, дружок, бывает...
А он лежит, совсем застыл.
И даже не кивает!

Василий помер –
вот те раз!
Запомню аксиому:
ждёт это каждого из нас,
но не желай другому.

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

Сосед сказал мне:
- Чтоб ты сдох!
Шикарная беседа...
Но я вам – не последний лох,
Послал и я соседа.

Потом подумал:
Если вдруг
Сосед – колдун немножко?
Зачем мне враг? Мне нужен друг!
Стучу ему в окошко.

– Василий, слушай,
Я вчера
Погорячился малость,
не спал и думал до утра –
всему виной усталость,

перетрудился,
перепил,
прости, дружок, бывает...
А он лежит, совсем застыл.
И даже не кивает!

Василий помер –
вот те раз!
Запомню аксиому:
ждёт это каждого из нас,
но не желай другому.

Геройская Смерть к солдату по делу явилась в гости:
– Пора бы порвать, служивый, порочную связь с войной.
Запарилась я трудиться могильщицей на погосте.
Одумайся, брось винтовку, не надо играть со мной!

Винтовку не бросил снайпер, воинственно вздёрнул брови:
– Воюю по доброй воле на благо родной страны.
Стрельбу прекращать не буду. Нельзя на войне без крови...
– Послушай меня, служивый, твои словеса странны.

Отъявленной профи-Смерти людей убивать не в радость.
Ты думаешь, я здоровых мечтаю с собой забрать?
Тебе от начальства светит за гибель врагов награда,
А если в твоём прицеле возникнет не враг, а брат?

– У нас – фронтовое братство. Мы верим в успех и в Бога,
Воюем за нашу правду, играя в бою с судьбой...
У Смерти коса блеснула: – Ума у тебя немного.
Чтоб не было зряшной крови, возьму-ка тебя с собой.

Умер сентябрь. Похоронены жалобы
на удушающие дни и ноченьки.
А я бы обратно, в лето сбежала бы.
Снова палящего солнышка хочется.

Лечь на песок, раскалённый до красного,
снова сгореть до костей как намедни. Ах!
Солнышка хочется, солнышка ясного
Но угасает надежда последняя.

Знаю, напрасны дозваться старания.
Знаю, напрасны призывы к горячему.
Значит впадать в непробудную спячку и
допокориться уже настоящему.

Временной смерти отдаться безропотно,
остановить постепенно дыхание.
Пусть остаются вседневные хлопоты
где-то за гранью в тиши засыпания...

Смертельный номер – я под куполом.
Да, этот купол – просто небо.
Пожить под ним спокойно мне бы,
но я, вооружившись лупою,
пытаюсь изучать мгновения.

И что я вижу? Как потрачено
на ерунду, на разговоры,
которые забуду скоро,
всё то, что было предназначено
для главного стихотворения.

А вдруг оно уже написано,
но я не понял, не заметил, –
о нашей горестной планете,
о том, что прячем за кулисами,
о жизни, смерти, возрождении.

Что ж, если так, недаром прожиты
Мои взъерошенные годы...
Не поспевал за бегом моды.
В морщин глубоких складках кожистых
Храню я вечные сомнения.

Но жду, как прежде, вдохновения,
полёта, радости, свободы...

Медиативное.

Сосед сказал мне:
- Чтоб ты сдох!
Шикарная беседа...
Но я вам – не последний лох,
Послал и я соседа.

Потом подумал:
Если вдруг
Сосед – колдун немножко?
Зачем мне враг? Мне нужен друг!
Стучу ему в окошко.

– Василий, слушай,
Я вчера
Погорячился малость,
не спал и думал до утра –
всему виной усталость,

перетрудился,
перепил,
прости, дружок, бывает...
А он лежит, совсем застыл.
И даже не кивает!

Василий помер –
вот те раз!
Запомню аксиому:
ждёт это каждого из нас,
но не желай другому.

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы

Учились дышать, говорить и ходить,
Росли, набирались ума.
К чему-то стремились, куда-то рвались,
Всё саваном скроет зима.
Шагнув в небылое, найдем ли покой?
Найдут ли родные ответ?

Приглажу косички шершавой рукой.
У внучки на столике общий портрет.
Я знаю, бессмертия нет.

Умер сентябрь. Похоронены жалобы
на удушающие дни и ноченьки.
А я бы обратно, в лето сбежала бы.
Снова палящего солнышка хочется.

Лечь на песок, раскалённый до красного,
снова сгореть до костей как намедни. Ах!
Солнышка хочется, солнышка ясного
Но угасает надежда последняя.

Знаю, напрасны дозваться старания.
Знаю, напрасны призывы к горячему.
Значит впадать в непробудную спячку и
допокориться уже настоящему.

Временной смерти отдаться безропотно,
остановить постепенно дыхание.
Пусть остаются вседневные хлопоты
где-то за гранью в тиши засыпания...

— Собирайся. Пора. Здесь тебе больше нечего делать. Для чего ты была? Потерпи. Всё узнаешь потом.
Нам к полудню на Суд. Выбирайся тихонько из тела. Попрощайся, я жду. Не дрожи ты осенним листом —
Наш Судья справедлив, а ещё — милосерден без края. Он добрейшей души... человек, но конечно же строг.
Вот трусиха. Смотри: я без боли тебя забираю. Это что-то да значит. Ферштейн? Понимаешь намёк?
Что же дальше? Ну что... Это "дальше" конечно же будет. Любопытная ты. Всё узнаешь. Сначала на Суд.
На старуху с косой не похожа? Смешные вы, люди... Попрощалась? Пойдём. Все дороги куда-то ведут.
Смерти нет, поняла? Это просто дорога другая. Ты шестую прошла и подходишь к началу седьмой.
Ад и рай — в головах. А в дороге — ни ада, ни рая.
Все пути одолев, ты однажды вернёшься домой.

у меня в руках таблица
к гороскопу с датой смерти
тема эта не для блица
полагаю уж поверьте

видеть срок своей кончины
будь то правда или шутка
хоть и верить нет причины
все равно немного жутко

май пятнадцатое ельня –
врет цыганка мне «по блату»...

три астролога раздельно
нагадали ту же дату

да всех коснется рок
в тени не на виду
через недолгий срок
и я от вас уйду

пока сырок я ем
и балуюсь чайком
вживую а затем
бац колокол по ком

и вот уже завис
под куполом небес
гляжу оттуда вниз
родного тела без

а тело на бочок
склонилось головой –
реальный чувачок
и дремлет как живой...

Сосед сказал мне:
- Чтоб ты сдох!
Шикарная беседа...
Но я вам – не последний лох,
Послал и я соседа.

Потом подумал:
Если вдруг
Сосед – колдун немножко?
Зачем мне враг? Мне нужен друг!
Стучу ему в окошко.

– Василий, слушай,
Я вчера
Погорячился малость,
не спал и думал до утра –
всему виной усталость,

перетрудился,
перепил,
прости, дружок, бывает...
А он лежит, совсем застыл.
И даже не кивает!

Василий помер –
вот те раз!
Запомню аксиому:
ждёт это каждого из нас,
но не желай другому.

у смерти две причины
убийство и усталость
вот маленький мужчина
а сколько жить осталось

так далеко до точки
конечной (в марте в мае...)
он возится в песочке
а море отступает...

а море отступает
а он того не бачит
а он того не знает
что этот отступ значит

он строит замок чинно
неспешно – папе маме...
но третья есть причина –
несчастие: цунами...

на девушек глазей
футбол смотри балет
из трех моих друзей
двоих уж больше нет

пиши дурацкий стих
впадай на месяц в сплин
из трех друзей моих
остался лишь один

сколь долго даст нам бог
увиливать от тьмы...
из нас из четырех
остались только мы