Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

пускай я ростом вышел мал
и рожей некрасивый
отсюда брал туда кидал
всегда с недюжей силой

а вам понятно было чтоб
отец мой был новатор
я камнеброс и землекоп
компактный экскаватор

_______
*компактная и доступная автолопата

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Гитара, подруга, любовь моя, боль и проклятие,
ты хочешь играть, ты играешь со мной — и мной.
Твой голос срывается стоном, на пальцах распятая,
твой плач станет страстью моей и последней виной.
Рыдай у меня на руках, дрожь твоя — святотаинство,
я скованный струнами раб, я безжалостный бог,
звенящими льдинками время распалось, растаяло…
Я жил для тебя. Я умер, склонясь над тобой.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

на меня напали галки
нет а главное за что
крылья птичьи хуже палки
клювы их как долото

ну и когти чрезвычайно
неприятны...
словом – вот:
заглянул в гнездо случайно –
я ж обычный рыжий кот!..

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Там кто-то "мур", а кто-то "моль" -
Закручена спиралька.
А у меня в никнейме "соль"
Присутствует и "галька".

Никнейм мой - истинно могуч,
И смысла в нём немало.
Вот с ноты соль скрипичный ключ
Берёт своё начало.

Или поваренная соль -
Необходима к блюду.
Ещё: агаль, тоска, яволь -
Ни буквы не забуду.

А галька - пляжный атрибут:
Отмечено претонко -
Я вся горю, мне жарко тут,
Краснею, как девчонка.

Была б Ассоль, но только "с"
Одной мне не хватает.
"Вольга" и "альт" найдутся здесь,
Ума - сажень "косая".

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Клейкая, непроглядная пелена -
Ты для меня ядовитая белена,
Имя твоё, как из судорог буквопляс,
Крылья на тени в профиль, рога в анфас.
В горло вопьюсь зубами почти на треть,
Адовскими супами тебе кипеть.
Пульс подскочил до неба, потом к нулю.
Выцарапал на скамейке ножом "люблю".

Там кто-то "мур", а кто-то "моль" -
Закручена спиралька.
А у меня в никнейме "соль"
Присутствует и "галька".

Никнейм мой - истинно могуч,
И смысла в нём немало.
Вот с ноты соль скрипичный ключ
Берёт своё начало.

Или поваренная соль -
Необходима к блюду.
Ещё: агаль, тоска, яволь -
Ни буквы не забуду.

А галька - пляжный атрибут:
Отмечено претонко -
Я вся горю, мне жарко тут,
Краснею, как девчонка.

Была б Ассоль, но только "с"
Одной мне не хватает.
"Вольга" и "альт" найдутся здесь,
Ума - сажень "косая".

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Назвали же сыночку Кришной!
Он вырос и стал программистом.
Друзья чаще звали всё ж Харей.
В чай соль насыпали раз триста…
Глотал он из чашки айтишной,
под смех выливал в свой гербарий.

А ей дали имечко — Рая.
Наверное верили в чудо.
Но бестии, злые простуды
и разных моллюсковых груда
прижились в ней камерной стаей –
глазасты, как все баламуты.

И вот, их судьбина столкнула,
прям в офисе, в двести квадратов.
Тут кактусы старые помнят,
что Кришна принёс ей дораду,
и сам пододвинул их стулья,
чем расшевелил весь клоповник.

Сказал, что она золотая...

Гитара, подруга, любовь моя, боль и проклятие,
ты хочешь играть, ты играешь со мной — и мной.
Твой голос срывается стоном, на пальцах распятая,
твой плач станет страстью моей и последней виной.
Рыдай у меня на руках, дрожь твоя — святотаинство,
я скованный струнами раб, я безжалостный бог,
звенящими льдинками время распалось, растаяло…
Я жил для тебя. Я умер, склонясь над тобой.

я нищ а эти вот богаты...
на подкрепиться денег нет
у девки их бока покаты
а у моей один скелет

но видел я куда зарыли
они в саду сундук с баблом
теперь гадаю или-или
копать сейчас или потом

когда уснут... а там проснутся
увидят ай бабло-то ёк
и будут ссориться и дуться...
а я – похлебывать чаек...

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.

Дрожащая звёздами рама творения Ра:
Взрываются солнца, всплывают и гибнут планеты;
Ещё не написаны древний и новый заветы,
И вера в бессмертье бессмертных ещё не игра.

Подземное царство открыло ворота свои:
Жестокая битва: сражается Ра и Апофис
А в нашей подкорке трубит непокорная совесть
И демоны зла затмевают сияние любви.

Но битва окончена. В царство безмолвных скорбей
Спускается сумрак и тени уходят понуро,
А рама бессмертного Ра - это море лазури
В котором под огненным диском скользит скарабей.

По ясному небу плывет золотая ладья,
А в ней божество, чья душа- быстрокрылая Феникс...
И что скулю на посмертную жизнь не надеясь?
Ведь все возродится... А значит, воскресну и я.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Волька ибн Алёша рассматривал телефон…
Чистое золото! Увы, нет никакой надежды.
Легче выиграть у государства в «Спортлото»,
Чем обучить ремеслу Хоттабыча – он невежда!

Что ж придётся заняться химией, превращать
Драгметалл в стоящее, очень нужное – на пробу.
Только школьные курсы окончу… Не сейчас!
Эх, в электронике разобраться помог мне кто бы?

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Не случилось расслышать за блеянием овечек,
Как мой бог, мой маяк, мой единственный оберег
Говорил о земле, тишине, говорил о вечном,
Сотворяя на берегу золотой ковчег.
Он не зол, и не бросил, и я им ещё хранима,
Пробегая на запрещающий переход.
Но любима ли так, как когда-то была любима?
И где берег, в который верует его флот?

И он ждёт меня там? Я сама понимаю - ждёт.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Кто не знает, что такое -
Расскажу секрет.
В мире самое крутое -
Пятый элемент.
С ним Уран да и Плутоний
По сравненью бред.
Русский ОК 74
Двигатель планет...

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Дрожащая звёздами рама творения Ра:
Взрываются солнца, всплывают и гибнут планеты;
Ещё не написаны древний и новый заветы,
И вера в бессмертье бессмертных ещё не игра.

Подземное царство открыло ворота свои:
Жестокая битва: сражается Ра и Апофис
А в нашей подкорке трубит непокорная совесть
И демоны зла затмевают сияние любви.

Но битва окончена. В царство безмолвных скорбей
Спускается сумрак и тени уходят понуро,
А рама бессмертного Ра - это море лазури
В котором под огненным диском скользит скарабей.

По ясному небу плывет золотая ладья,
А в ней божество, чья душа- быстрокрылая Феникс...
И что скулю на посмертную жизнь не надеясь?
Ведь все возродится... А значит, воскресну и я.

Лапотки семи шелков и носят с камушком!
А сума, гляжу, из рыжего бархата,
Дорогого рыбья зуба посох рядышком!
– Далеко ль идёте вы? Чего надобно?

Нам калеку повидать бы – обездвиженный.
Время вышло, защищать землю надобно.
– Да не уж-то кто спасёт?
– Точно вижу я:
Над землёю русскою вспыхнет радуга…

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Там кто-то "мур", а кто-то "моль" -
Закручена спиралька.
А у меня в никнейме "соль"
Присутствует и "галька".

Никнейм мой - истинно могуч,
И смысла в нём немало.
Вот с ноты соль скрипичный ключ
Берёт своё начало.

Или поваренная соль -
Необходима к блюду.
Ещё: агаль, тоска, яволь -
Ни буквы не забуду.

А галька - пляжный атрибут:
Отмечено претонко -
Я вся горю, мне жарко тут,
Краснею, как девчонка.

Была б Ассоль, но только "с"
Одной мне не хватает.
"Вольга" и "альт" найдутся здесь,
Ума - сажень "косая".

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

есть Дали но есть и дали
т.е. как бы край земли
все вы дали те видали
а видали ль вы Дали

я видал скажу не очень
т.е. очень но не ах
впрочем не уполномочен
рассуждать о тех делах

а вот далей если б дали
мне побольше...
дело в том
что гадать я мог едва ли
что напротив встанет дом...

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Кто не знает, что такое -
Расскажу секрет.
В мире самое крутое -
Пятый элемент.
С ним Уран да и Плутоний
По сравненью бред.
Русский ОК 74
Двигатель планет...

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Как-то в далёком детстве бабушка мне внушала:
«Бог знает всё и видит». Прячусь под покрывалом:
«Ну, а теперь?» И стало в мире моём неуютно.
Спрятаться очень хотелось хоть на одну минуту.

Где он? Смотрела в небо. Может, стоит за тучей…
Видит!.. Расплата будет скорой и неминучей,
Если я буду делать что-нибудь сильно плохое…
Добрых детишек он любит. Гладит, лелеет, холит.

Ну, а меня ни разу по голове не гладил.
Как же ты, Бог небесный, холоден, неприятен!
Значит: не заслужила. Я, вероятно, тупица?
Бабушка учит молитве. Я не хочу учиться.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Клейкая, непроглядная пелена -
Ты для меня ядовитая белена,
Имя твоё, как из судорог буквопляс,
Крылья на тени в профиль, рога в анфас.
В горло вопьюсь зубами почти на треть,
Адовскими супами тебе кипеть.
Пульс подскочил до неба, потом к нулю.
Выцарапал на скамейке ножом "люблю".

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Не случилось расслышать за блеянием овечек,
Как мой бог, мой маяк, мой единственный оберег
Говорил о земле, тишине, говорил о вечном,
Сотворяя на берегу золотой ковчег.
Он не зол, и не бросил, и я им ещё хранима,
Пробегая на запрещающий переход.
Но любима ли так, как когда-то была любима?
И где берег, в который верует его флот?

И он ждёт меня там? Я сама понимаю - ждёт.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Клейкая, непроглядная пелена -
Ты для меня ядовитая белена,
Имя твоё, как из судорог буквопляс,
Крылья на тени в профиль, рога в анфас.
В горло вопьюсь зубами почти на треть,
Адовскими супами тебе кипеть.
Пульс подскочил до неба, потом к нулю.
Выцарапал на скамейке ножом "люблю".

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Гитара, подруга, любовь моя, боль и проклятие,
ты хочешь играть, ты играешь со мной — и мной.
Твой голос срывается стоном, на пальцах распятая,
твой плач станет страстью моей и последней виной.
Рыдай у меня на руках, дрожь твоя — святотаинство,
я скованный струнами раб, я безжалостный бог,
звенящими льдинками время распалось, растаяло…
Я жил для тебя. Я умер, склонясь над тобой.

я нищ а эти вот богаты...
на подкрепиться денег нет
у девки их бока покаты
а у моей один скелет

но видел я куда зарыли
они в саду сундук с баблом
теперь гадаю или-или
копать сейчас или потом

когда уснут... а там проснутся
увидят ай бабло-то ёк
и будут ссориться и дуться...
а я – похлебывать чаек...

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Дрожащая звёздами рама творения Ра:
Взрываются солнца, всплывают и гибнут планеты;
Ещё не написаны древний и новый заветы,
И вера в бессмертье бессмертных ещё не игра.

Подземное царство открыло ворота свои:
Жестокая битва: сражается Ра и Апофис
А в нашей подкорке трубит непокорная совесть
И демоны зла затмевают сияние любви.

Но битва окончена. В царство безмолвных скорбей
Спускается сумрак и тени уходят понуро,
А рама бессмертного Ра - это море лазури
В котором под огненным диском скользит скарабей.

По ясному небу плывет золотая ладья,
А в ней божество, чья душа- быстрокрылая Феникс...
И что скулю на посмертную жизнь не надеясь?
Ведь все возродится... А значит, воскресну и я.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Как-то в далёком детстве бабушка мне внушала:
«Бог знает всё и видит». Прячусь под покрывалом:
«Ну, а теперь?» И стало в мире моём неуютно.
Спрятаться очень хотелось хоть на одну минуту.

Где он? Смотрела в небо. Может, стоит за тучей…
Видит!.. Расплата будет скорой и неминучей,
Если я буду делать что-нибудь сильно плохое…
Добрых детишек он любит. Гладит, лелеет, холит.

Ну, а меня ни разу по голове не гладил.
Как же ты, Бог небесный, холоден, неприятен!
Значит: не заслужила. Я, вероятно, тупица?
Бабушка учит молитве. Я не хочу учиться.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

есть Дали но есть и дали
т.е. как бы край земли
все вы дали те видали
а видали ль вы Дали

я видал скажу не очень
т.е. очень но не ах
впрочем не уполномочен
рассуждать о тех делах

а вот далей если б дали
мне побольше...
дело в том
что гадать я мог едва ли
что напротив встанет дом...

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

/По мотивам фантастического триллера "Платформа"/

Объедки с этажей ещё не горе,
улыбка Тримагаси жёстче льда,
ты не уснёшь сегодня, бедный Горенг,
звено анатомических гирлянд.
Бросай интеллигентские привычки,
среди зверей какой в культуре прок?
Дурак несёт в тюрьму стопу наличных,
а умный ждёт, что выскажет пророк.
Будь осторожен в приступах желаний,
сегодня "панна котту" слабый жрёт,
смерть рядом с жизнью выглядит жеманней,
закрой глаза и трахни её в рот,
впритык прижав к стене голодным телом.
От смрада в многоярусной тюрьме
вишнёвой кровью выпачканы стены –
так девушки едят своих парней.
Твой враг в кошачьих тапочках на страже,
зеркальный нож готов к резне аорт,
стекают капли ужаса по коже
от слов, что он орёт, когда ты мёртв.
Стол, полный яств, от двух улиток шаток,
а ты улитка или людоед?
Не знает ни один из смертных в шахте,
как ты отстал на миллионы лет,
неведом путь природного генома...
Жара. Ты спишь. Твой уровень рванул.

Змей Тьмы шипит: "Останься, Горенг, дома,
Господь прощает слабость и вину."

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Как-то в далёком детстве бабушка мне внушала:
«Бог знает всё и видит». Прячусь под покрывалом:
«Ну, а теперь?» И стало в мире моём неуютно.
Спрятаться очень хотелось хоть на одну минуту.

Где он? Смотрела в небо. Может, стоит за тучей…
Видит!.. Расплата будет скорой и неминучей,
Если я буду делать что-нибудь сильно плохое…
Добрых детишек он любит. Гладит, лелеет, холит.

Ну, а меня ни разу по голове не гладил.
Как же ты, Бог небесный, холоден, неприятен!
Значит: не заслужила. Я, вероятно, тупица?
Бабушка учит молитве. Я не хочу учиться.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Волька ибн Алёша рассматривал телефон…
Чистое золото! Увы, нет никакой надежды.
Легче выиграть у государства в «Спортлото»,
Чем обучить ремеслу Хоттабыча – он невежда!

Что ж придётся заняться химией, превращать
Драгметалл в стоящее, очень нужное – на пробу.
Только школьные курсы окончу… Не сейчас!
Эх, в электронике разобраться помог мне кто бы?

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Назвали же сыночку Кришной!
Он вырос и стал программистом.
Друзья чаще звали всё ж Харей.
В чай соль насыпали раз триста…
Глотал он из чашки айтишной,
под смех выливал в свой гербарий.

А ей дали имечко — Рая.
Наверное верили в чудо.
Но бестии, злые простуды
и разных моллюсковых груда
прижились в ней камерной стаей –
глазасты, как все баламуты.

И вот, их судьбина столкнула,
прям в офисе, в двести квадратов.
Тут кактусы старые помнят,
что Кришна принёс ей дораду,
и сам пододвинул их стулья,
чем расшевелил весь клоповник.

Сказал, что она золотая...

Кто не знает, что такое -
Расскажу секрет.
В мире самое крутое -
Пятый элемент.
С ним Уран да и Плутоний
По сравненью бред.
Русский ОК 74
Двигатель планет...

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Там кто-то "мур", а кто-то "моль" -
Закручена спиралька.
А у меня в никнейме "соль"
Присутствует и "галька".

Никнейм мой - истинно могуч,
И смысла в нём немало.
Вот с ноты соль скрипичный ключ
Берёт своё начало.

Или поваренная соль -
Необходима к блюду.
Ещё: агаль, тоска, яволь -
Ни буквы не забуду.

А галька - пляжный атрибут:
Отмечено претонко -
Я вся горю, мне жарко тут,
Краснею, как девчонка.

Была б Ассоль, но только "с"
Одной мне не хватает.
"Вольга" и "альт" найдутся здесь,
Ума - сажень "косая".

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Как-то в далёком детстве бабушка мне внушала:
«Бог знает всё и видит». Прячусь под покрывалом:
«Ну, а теперь?» И стало в мире моём неуютно.
Спрятаться очень хотелось хоть на одну минуту.

Где он? Смотрела в небо. Может, стоит за тучей…
Видит!.. Расплата будет скорой и неминучей,
Если я буду делать что-нибудь сильно плохое…
Добрых детишек он любит. Гладит, лелеет, холит.

Ну, а меня ни разу по голове не гладил.
Как же ты, Бог небесный, холоден, неприятен!
Значит: не заслужила. Я, вероятно, тупица?
Бабушка учит молитве. Я не хочу учиться.

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

"Ассоль" как мечты воплощение.
Но мысли - как зыбкая "гать".
Слова все имеют значение,
С умом если буквы слагать.
Прилюдно блещу я сноровкою,
Что время, что тема - пустяк.
Похоже, действительно "ловкая" -
Всё - ради оценки: о как!

Клейкая, непроглядная пелена -
Ты для меня ядовитая белена,
Имя твоё, как из судорог буквопляс,
Крылья на тени в профиль, рога в анфас.
В горло вопьюсь зубами почти на треть,
Адовскими супами тебе кипеть.
Пульс подскочил до неба, потом к нулю.
Выцарапал на скамейке ножом "люблю".

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.

Не случилось расслышать за блеянием овечек,
Как мой бог, мой маяк, мой единственный оберег
Говорил о земле, тишине, говорил о вечном,
Сотворяя на берегу золотой ковчег.
Он не зол, и не бросил, и я им ещё хранима,
Пробегая на запрещающий переход.
Но любима ли так, как когда-то была любима?
И где берег, в который верует его флот?

И он ждёт меня там? Я сама понимаю - ждёт.

Давно седой, давно немолод,
но с детства мысль такая есть:
забыв трансляции футбола,
перевести «Ночную песнь...»
Нечасто думаю о Гёте –
не до него, не до тоски.
Всё на бегу – мостов пролёты
над синью Яузы-реки,
дневные шумы, крики, звоны,
толпа, спешащая всегда,
в ней лучики из глаз влюблённых
и равнодушных глаз слюда.
Вот солнце замерло в зените
и отражается в стекле,
под ним – летит поток событий.
Вот след ладоней на столе...
Пусть не сулит финал загадок,
я знаю всё наверняка,
но перевод закончить надо.
Дорога, Гёте, облака...

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Не случилось расслышать за блеянием овечек,
Как мой бог, мой маяк, мой единственный оберег
Говорил о земле, тишине, говорил о вечном,
Сотворяя на берегу золотой ковчег.
Он не зол, и не бросил, и я им ещё хранима,
Пробегая на запрещающий переход.
Но любима ли так, как когда-то была любима?
И где берег, в который верует его флот?

И он ждёт меня там? Я сама понимаю - ждёт.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

есть Дали но есть и дали
т.е. как бы край земли
все вы дали те видали
а видали ль вы Дали

я видал скажу не очень
т.е. очень но не ах
впрочем не уполномочен
рассуждать о тех делах

а вот далей если б дали
мне побольше...
дело в том
что гадать я мог едва ли
что напротив встанет дом...

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Клейкая, непроглядная пелена -
Ты для меня ядовитая белена,
Имя твоё, как из судорог буквопляс,
Крылья на тени в профиль, рога в анфас.
В горло вопьюсь зубами почти на треть,
Адовскими супами тебе кипеть.
Пульс подскочил до неба, потом к нулю.
Выцарапал на скамейке ножом "люблю".

пускай я ростом вышел мал
и рожей некрасивый
отсюда брал туда кидал
всегда с недюжей силой

а вам понятно было чтоб
отец мой был новатор
я камнеброс и землекоп
компактный экскаватор

_______
*компактная и доступная автолопата

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Не случилось расслышать за блеянием овечек,
Как мой бог, мой маяк, мой единственный оберег
Говорил о земле, тишине, говорил о вечном,
Сотворяя на берегу золотой ковчег.
Он не зол, и не бросил, и я им ещё хранима,
Пробегая на запрещающий переход.
Но любима ли так, как когда-то была любима?
И где берег, в который верует его флот?

И он ждёт меня там? Я сама понимаю - ждёт.

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Только проклятый знает ночной бесконечный страх,
но не выдаст его ни гримаса, ни дрожь, ни жест.
Каждый шаг отзывается болью примятых трав,
и готов впиться в плоть каждый край травяных ножей.
И нельзя не идти на звенящий осколком зов,
разрезающий время на тонкие дни пути.
Как струна - до разрыва вытянут горизонт:
знает проклятый тяжесть заоблачных гильотин.
Резкий крик протыкает горло, дыханье рвёт,
и безумствует проклятый, зная, что вечно нем...
Каждый шаг приближает последнее остриё -
нет у проклятых снов, нет забвения, смерти нет.

Море вздыхает по вечерам - так налетает бриз.
По затихающим берегам всюду огни зажглись.
Лунной дорожкой за горизонт прочь убегает день,
Кажется - небо вдруг упадёт, только рукой задень.
В шуме прибоя - песни сирен, отзвук морских глубин.
День, что придёт ушедшим взамен, будет уже другим.
Я возвращаюсь, вальс завершив с тучей искристых брызг,
И колыбельной тихо шуршит в пальмовых листьях бриз.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

Кем я был до встречи с великим штормом?
Лишь волной, рисующей на песке.
Горькой пеной, ракушкой, птичьим кормом,
Мотыльком в несущей меня руке.
Морю чужда прихоть людских резонов...
Помню, ветер выл и хлестал плетьми.
Почерневшей линией горизонта
Был зачёркнут мой опресневший мир.
Кто теперь я? Песня немой русалки
И янтарный мёд из закатных сот.
Никого со мной - лишь печаль и чайки,
Лишь волна, целующая песок.

Зри в три глаза и непременно в корень,
Зрей, расти на почве раскрытых тайн,
Жди, ищи - ведь так человек устроен,
Ум пытливый нам не случайно дан.
В каждой букве скрыто начало песни,
Каждый пункт - начало координат.
Мир всегда прекрасней и интересней,
Если ты стремишься его познать.
Даже то, что кажется бесполезным,
Тонкий след вплетает в узор внутри.
Строй, твори, свой мир выплавляй из бездны,
Шире, выше и глубже - внимай и зри.

Строчит усталая рука мурашки букв в черновиках,
Но знаешь ты наверняка, что выйдет плохо.
"Любой козявке выдай шанс, надежды слабых не лишай..."
Но ты ведь всё же не Левша, не спец по блохам.

Сломать быстрей, чем подковать, а после - мусор под кровать,
Пустые, глупые слова - бумажным комом.
Коль не в фаворе ты у муз, доверь гармонию уму,
Пегаса зря не баламуть - вы не знакомы.

Трудись, язык себе мозоль, надейся, верь, как та Ассоль,
Чьим ожиданьем парусов рунет заполнен.
Несовершенства жгучий йод хлебни, несчастный идиот...
И вдохновенье снизойдёт -
Подковой по лбу.

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Toccheró le astre appena nate nel cielo
Abbraccieró la luna lassú al di sopra del mondo addormentato
Voleró nell’altezza nera senza fondo e confine
E ti canteró una ninna nanna magica dell’amore eterno e infinito....

Ma m’ascolteranno soltanto le stelle fredde
Ma mi sentirá soltanto la luna impassibile
Ma mi porterá soltanto il flusso dell’eternità

E tu... dormirai avvolto nella mia tenerezza fino l’alba...

----

Я буду трогать только что родившиеся в небе звёзды
Я буду обнимать луну над уснувшим миром
Я буду летать в бесконечной бездонной вышине
и петь тебе волшебную колыбельную о вечной и безграничной любви...

Но меня будут слушать только холодные звёзды
Но меня будет чувствовать только бесстрастная луна
Но меня будет нести только поток вечности
А ты... ты будешь спать до рассвета, окутанный моей нежностью...

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

/По мотивам фантастического триллера "Платформа"/

Объедки с этажей ещё не горе,
улыбка Тримагаси жёстче льда,
ты не уснёшь сегодня, бедный Горенг,
звено анатомических гирлянд.
Бросай интеллигентские привычки,
среди зверей какой в культуре прок?
Дурак несёт в тюрьму стопу наличных,
а умный ждёт, что выскажет пророк.
Будь осторожен в приступах желаний,
сегодня "панна котту" слабый жрёт,
смерть рядом с жизнью выглядит жеманней,
закрой глаза и трахни её в рот,
впритык прижав к стене голодным телом.
От смрада в многоярусной тюрьме
вишнёвой кровью выпачканы стены –
так девушки едят своих парней.
Твой враг в кошачьих тапочках на страже,
зеркальный нож готов к резне аорт,
стекают капли ужаса по коже
от слов, что он орёт, когда ты мёртв.
Стол, полный яств, от двух улиток шаток,
а ты улитка или людоед?
Не знает ни один из смертных в шахте,
как ты отстал на миллионы лет,
неведом путь природного генома...
Жара. Ты спишь. Твой уровень рванул.

Змей Тьмы шипит: "Останься, Горенг, дома,
Господь прощает слабость и вину."

Назвали же сыночку Кришной!
Он вырос и стал программистом.
Друзья чаще звали всё ж Харей.
В чай соль насыпали раз триста…
Глотал он из чашки айтишной,
под смех выливал в свой гербарий.

А ей дали имечко — Рая.
Наверное верили в чудо.
Но бестии, злые простуды
и разных моллюсковых груда
прижились в ней камерной стаей –
глазасты, как все баламуты.

И вот, их судьбина столкнула,
прям в офисе, в двести квадратов.
Тут кактусы старые помнят,
что Кришна принёс ей дораду,
и сам пододвинул их стулья,
чем расшевелил весь клоповник.

Сказал, что она золотая...

Гитара, подруга, любовь моя, боль и проклятие,
ты хочешь играть, ты играешь со мной — и мной.
Твой голос срывается стоном, на пальцах распятая,
твой плач станет страстью моей и последней виной.
Рыдай у меня на руках, дрожь твоя — святотаинство,
я скованный струнами раб, я безжалостный бог,
звенящими льдинками время распалось, растаяло…
Я жил для тебя. Я умер, склонясь над тобой.

пускай я ростом вышел мал
и рожей некрасивый
отсюда брал туда кидал
всегда с недюжей силой

а вам понятно было чтоб
отец мой был новатор
я камнеброс и землекоп
компактный экскаватор

_______
*компактная и доступная автолопата

Ездим с мужем по строймагам,
Выбираем ламинат.
Дайте саблю или шпагу,
Пулемёт ли, автомат.
Я убью сейчас кого-то
Или самозастрелюсь -
Превращается суббота
В отвратительную гнусь.
Продавцы нас ненавидят,
И у нас к ним неприязнь.
Спросим о формальдегиде,
Не въедается ли грязь.
Кто въедается - понятно
Скажет менеджерский взгляд.
Мы выискиваем пятна,
Скидку ждём, идём на склад -
Есть оттенок шоколадный
И кредит без переплат?
С предоплатой нам накладно...
В общем, ищем ламинат.
Меж собой переругались
В этот день пятнадцать раз:
Выбор мужа - просто гадость,
То, что я хочу - атас.
Каждый требует развода,
Крутит пальцем у виска...
Ламинатная суббота -
Отдых не для слабака.

Как-то в далёком детстве бабушка мне внушала:
«Бог знает всё и видит». Прячусь под покрывалом:
«Ну, а теперь?» И стало в мире моём неуютно.
Спрятаться очень хотелось хоть на одну минуту.

Где он? Смотрела в небо. Может, стоит за тучей…
Видит!.. Расплата будет скорой и неминучей,
Если я буду делать что-нибудь сильно плохое…
Добрых детишек он любит. Гладит, лелеет, холит.

Ну, а меня ни разу по голове не гладил.
Как же ты, Бог небесный, холоден, неприятен!
Значит: не заслужила. Я, вероятно, тупица?
Бабушка учит молитве. Я не хочу учиться.

Спешить, не попадать в рукав пальто -
какая-то чудная неуклюжесть.
Частенько делать что-нибудь не то
и столбенеть, робея и конфузясь.

И каждый раз такая ерунда:
кончались маскарады и фанфары,
едва туда являлся, как солдат,
отставший от полка - смешной очкарик.

А он и был солдат, представь себе.
И больше ничему не научился.
Хотелось бы освоить на трубе:
"Мадам..." и что-то там еще про листья.

Но было только варево войны
и старые солдатские привычки.
Зато он видел красочные сны,
насвистывая старенький мотивчик.

Я долго замужем была,
Муж – адвокат, любитель покера.
Господь, чудны твои дела –
Влюбилась в докера!

А он – совсем простой мужик,
Не схож с киношным подпоручиком,
Цветы дарить он не привык –
Что спросишь с грузчика?

От мужа бегаю тайком
На долгожданные свидания.
Мой друг с Шекспиром не знаком,
Нет воспитания.

Профессор Хиггинс я при нём,
Учу манерам и поэзии.
И жду, надеясь, день за днём –
Подарит фрезии?

И дождалась - с подарком он
Пришёл сегодня на свидание!
Он мне принёс «Пигмалион»,
Прекрасное издание!

Типа, дом – панацея от разума. Тина в колодце.
Камирра

Замер пасмурный дом, обезличенный смутной виной.
Бродят мысли по кругу – как будто заело пластинку.
Стены давят, стремятся сойтись все тесней, а окно
Облепили тревожные сумерки слипшейся тиной.

Темнота – это твой персональный колодец, твой мир.
Парадоксов трясина, болото для слов и рассудка.
Ты все глубже уходишь на дно мрачных тем – чёрных дыр,
Только ловишь случайные звуки – привычно и чутко.

Под водой не понять, что вливается – ночь или день,
И какие ветра там снаружи сметают вершины.
Здесь лежат корабли с именами знакомых людей
И обломки утопий скрывает кромешная тина.

дика украинская ночка
не близ диканьки а вообще...
в глазах огонь в руках заточка
и столько ярости в дрыще

таких подарков нам не надо
(и так трындец) а надо вот
чтоб всё путем
тому награда
дрыща накормит кто
спасет

галушками...

Назвали же сыночку Кришной!
Он вырос и стал программистом.
Друзья чаще звали всё ж Харей.
В чай соль насыпали раз триста…
Глотал он из чашки айтишной,
под смех выливал в свой гербарий.

А ей дали имечко — Рая.
Наверное верили в чудо.
Но бестии, злые простуды
и разных моллюсковых груда
прижились в ней камерной стаей –
глазасты, как все баламуты.

И вот, их судьбина столкнула,
прям в офисе, в двести квадратов.
Тут кактусы старые помнят,
что Кришна принёс ей дораду,
и сам пододвинул их стулья,
чем расшевелил весь клоповник.

Сказал, что она золотая...

я нищ а эти вот богаты...
на подкрепиться денег нет
у девки их бока покаты
а у моей один скелет

но видел я куда зарыли
они в саду сундук с баблом
теперь гадаю или-или
копать сейчас или потом

когда уснут... а там проснутся
увидят ай бабло-то ёк
и будут ссориться и дуться...
а я – похлебывать чаек...

Рифмоплётству потакаю,
от усердия сопя,
Катавасия такая -
мудрено узнать себя.
Режу собственное имя
то ли эдак, то ли так,
литеры танцуют шимми,
в мыслях полный кавардак.

Чёртик путает все буквы
из онегинских Татьян,
прячет каки, веди, буки,
а на выходе - статья.
Не впадаю в мелодраму,
хряпну квасу, вся в огне,
ник почетный Пострадамус
попрошу присвоить мне.