Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Волшебница

   Как-то я спросил в классе, кем кто хочет быть.
   Один мальчик сказал: «Волшебником».
   Все засмеялись. Мальчик смутился и прибавил:
   «Я буду, наверное, судья, как мой папа, но ведь
   вы спрашивали, кем я хочу быть?»
               Януш Корчак
 

Лелеяла мечты целебные,
Читая старенькие сказки.
– Кем будешь?
– Буду я волшебницей, –
Всем заявляла громогласно.

Смеялись: «Нет такой профессии!»
Просили с истиной смириться,
И укоризненно, невесело
Смотрела фея со страницы.

Есть книга. В ней давно доказано
Наличие царств тридевятых…
Как странно: если жизнь – не сказочка,
То стало в мире пустовато.

Посовременней да поприбыльней,
(Как будто в этом жизни мудрость!)
Профессию земную выберу,
А неземною грезить буду.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Вечерние прятки

   Тупые накаты резиновых шин, острые отроги сигналов, 
   лавины грузовиков, плеск, журчанье одинокого автомобиля, 
   роющего себе русло в переулке.
               Вера Инбер
 

Город заразил меня склерозом,
Помню только уголок дивана.
Сколько раз я там меняла позы
В поисках понятия «нирвана».
Телевизор кажется пророком,
Идолом становится реклама,
Мысли заполняются горохом
Бесконечно глянцевого спама.
Истина поманит в переулки,
Там на выбор – иглы и колеса.
Мишура от новогодней елки –
Отблеск веры в дедушку Мороза.
Лысый гуру в черном «Мерседесе»
На меня дыхнет «Наполеоном»
Затеряюсь на пустом проспекте
В бликах надоевшего неона.

Пустота

   Первую тысячу лет будет тяжело, потом привыкнешь.
               Роберт Шекли
 

Пустота холодит ладони,
Протекает сквозь пальцы свет,
Про меня ничего ты не понял,
Несмотря на количество лет.
Мысли кружатся чаще снегом,
Дождь был осенью и весной,
На меня надвигается небо,
Обещая долгий покой.
Настоящий покой, без кавычек.
Суета – развлечение тел.
Для души переход стал привычен,
Он ей до смерти надоел.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

О возрождении мамонтов

   Папонты пасутся в маморотниках...
               Лев Кассиль
 

В Якутии нашли в останках мамонта
Живые клетки. Возродить теперь
Сей вид желают гении. Кто грамотно
Мне скажет, на хрена им этот зверь?

Кто станет изысканья финансировать?
Бюджет страны в коленках жидковат.
У прочих государств он тоже с дырами.
Оплатит всё какой-нибудь магнат?

Понятен интерес предпринимателей.
Подзаработать: шкуры на манто,
Гурманам шашлыки из мамонтятины,
Из бивней безделушки для авто.

Слюной исходят, делят куш заранее…
А мамонтов хоть кто-нибудь спросил?
Имеют ли они на то желание,
Не важно для научных воротил.

Мне, право слово, жаль зверье безвинное.
При прошлой жизни им хватило мук.
Зачем их возрождать? Чтоб снова сгинули
Во славу человеческих наук?

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Без тебя

   Проститься – это немножко умереть.
               Рэймонд Чандлер
 

Без тебя – без тоски и слёз –
Я впадаю в анабиоз.
Погружённая в пустоту,
Как засвечена – на свету.
Как ослепшая – в темноте.
Как распятая на кресте.
…
Только солнце – игра зайчат.
Только в сердце часы стучат
И тревога ещё пока
Неостывшая у виска.

Заложница

   Ситуация была слишком необычной:
   у нее не оказалось в запасе подходящего выражения лица.
               Джин Айрис Мёрдок
 

– Четыре стены… Четыре – вот это мой счёт в заточенье.
Изменят ли что заклинанья, тверди я: «Доколе… Доколь?»
Сливаются дни и ночи одним полумраком вечерним,
А все «хорошо» и все «плохо» скрутились в щемящую боль.
Сражение «против» и «за» идёт в подсознании, в глуби.
Мы, женщины все, из мужчины стремимся слепить идеал.
Да, мало ли в жизни бывает: бьёт – означает, что любит.
Кем был для меня ты – неважно. Ведь важно, кем ныне стал.
Защита стеною каменной мне раньше казалась пленом.
Звучали различные струны, пока не настроили лад:
Я вижу в тебе Париса, себя представляю Еленой.
Холодные грубые струи сложились в потоки тепла.
Когда постоянная горечь, её уменьшение сладко.
Прости, что к твоим идеалам мой путь оказался тернист.
Наверное, прав ты, что сделал меня наживкой-насадкой.
Влюбилась – и стало неважно, что ты боевик-террорист.
Тем более буду с тобою, когда наш приют в осаде:
Спецназ окружил – на тебя они кинутся впятером.

И дверь открыла…
…А позже
сказала, на мёртвого глядя:
– А ты ведь, дурашка, поверил
в любовь, в мой «Стокгольмский синдром»*.
 

* «Стокгольмский синдром»: термин, психологическая аномалия,
когда люди, взятые в заложники, через некоторое время могут
испытывать симпатии к своим мучителям (с).

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Без тебя

   Проститься – это немножко умереть.
               Рэймонд Чандлер
 

Без тебя – без тоски и слёз –
Я впадаю в анабиоз.
Погружённая в пустоту,
Как засвечена – на свету.
Как ослепшая – в темноте.
Как распятая на кресте.
…
Только солнце – игра зайчат.
Только в сердце часы стучат
И тревога ещё пока
Неостывшая у виска.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Заложница

   Ситуация была слишком необычной:
   у нее не оказалось в запасе подходящего выражения лица.
               Джин Айрис Мёрдок
 

– Четыре стены… Четыре – вот это мой счёт в заточенье.
Изменят ли что заклинанья, тверди я: «Доколе… Доколь?»
Сливаются дни и ночи одним полумраком вечерним,
А все «хорошо» и все «плохо» скрутились в щемящую боль.
Сражение «против» и «за» идёт в подсознании, в глуби.
Мы, женщины все, из мужчины стремимся слепить идеал.
Да, мало ли в жизни бывает: бьёт – означает, что любит.
Кем был для меня ты – неважно. Ведь важно, кем ныне стал.
Защита стеною каменной мне раньше казалась пленом.
Звучали различные струны, пока не настроили лад:
Я вижу в тебе Париса, себя представляю Еленой.
Холодные грубые струи сложились в потоки тепла.
Когда постоянная горечь, её уменьшение сладко.
Прости, что к твоим идеалам мой путь оказался тернист.
Наверное, прав ты, что сделал меня наживкой-насадкой.
Влюбилась – и стало неважно, что ты боевик-террорист.
Тем более буду с тобою, когда наш приют в осаде:
Спецназ окружил – на тебя они кинутся впятером.

И дверь открыла…
…А позже
сказала, на мёртвого глядя:
– А ты ведь, дурашка, поверил
в любовь, в мой «Стокгольмский синдром»*.
 

* «Стокгольмский синдром»: термин, психологическая аномалия,
когда люди, взятые в заложники, через некоторое время могут
испытывать симпатии к своим мучителям (с).

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

О возрождении мамонтов

   Папонты пасутся в маморотниках...
               Лев Кассиль
 

В Якутии нашли в останках мамонта
Живые клетки. Возродить теперь
Сей вид желают гении. Кто грамотно
Мне скажет, на хрена им этот зверь?

Кто станет изысканья финансировать?
Бюджет страны в коленках жидковат.
У прочих государств он тоже с дырами.
Оплатит всё какой-нибудь магнат?

Понятен интерес предпринимателей.
Подзаработать: шкуры на манто,
Гурманам шашлыки из мамонтятины,
Из бивней безделушки для авто.

Слюной исходят, делят куш заранее…
А мамонтов хоть кто-нибудь спросил?
Имеют ли они на то желание,
Не важно для научных воротил.

Мне, право слово, жаль зверье безвинное.
При прошлой жизни им хватило мук.
Зачем их возрождать? Чтоб снова сгинули
Во славу человеческих наук?

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Пустота

   Первую тысячу лет будет тяжело, потом привыкнешь.
               Роберт Шекли
 

Пустота холодит ладони,
Протекает сквозь пальцы свет,
Про меня ничего ты не понял,
Несмотря на количество лет.
Мысли кружатся чаще снегом,
Дождь был осенью и весной,
На меня надвигается небо,
Обещая долгий покой.
Настоящий покой, без кавычек.
Суета – развлечение тел.
Для души переход стал привычен,
Он ей до смерти надоел.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

О возрождении мамонтов

   Папонты пасутся в маморотниках...
               Лев Кассиль
 

В Якутии нашли в останках мамонта
Живые клетки. Возродить теперь
Сей вид желают гении. Кто грамотно
Мне скажет, на хрена им этот зверь?

Кто станет изысканья финансировать?
Бюджет страны в коленках жидковат.
У прочих государств он тоже с дырами.
Оплатит всё какой-нибудь магнат?

Понятен интерес предпринимателей.
Подзаработать: шкуры на манто,
Гурманам шашлыки из мамонтятины,
Из бивней безделушки для авто.

Слюной исходят, делят куш заранее…
А мамонтов хоть кто-нибудь спросил?
Имеют ли они на то желание,
Не важно для научных воротил.

Мне, право слово, жаль зверье безвинное.
При прошлой жизни им хватило мук.
Зачем их возрождать? Чтоб снова сгинули
Во славу человеческих наук?

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Всё на пользу

   Если вдруг жизнь подкидывает тебе очередной лимон,
   завари крепкий чай и получи удовольствие.
               Януш Корчак
 

Мой день, как маленькая вечность,
В большую вечность перебрался.
Он проявлял ко мне сердечность:
Шутил, смеялся да игрался,

Гадал о том, что будет завтра,
И ел со мной пирог с капустой…
Добавил правды-полуправды,
А лжи насыпал густо-густо.

Всю эту смесь смела в ладошку,
Ни капли вниз не уронила,
Крупинки, корки, зёрна, крошки
Голодным голубям скормила.

И ложь, и правда – всё на пользу.
Добро и зло – по разнарядке…
А новый день суровой прозой
Пришёл играть со мною в прятки.

Предчувствия, сомнения, надежда

   Прежде чем начнет петься,
   Долго ходят, разомлев от брожения,
   И тихо барахтается в тине сердца
   Глупая вобла воображения.
               Владимир Маяковский
 

Ночь выпила до дна прошедший день.
Две красные луны на небосводе.
Предчувствие грядущих перемен
Похоже на вино, что в бочке бродит,
Стремясь покинуть свой дубовый плен.

От напряженья кровь стучит в висках.
Сомнений червь шевелится во чреве,
Но чахнет. От дыханья ветерка
Над кронами реликтовых деревьев
Плывет, дрожа звук памяти песка.

Разматывая времени клубок,
Надежды и великой тайны полон,
Он проникает в каждый уголок.
Не веря, возмущенно каркнет ворон,
Но будущего сделает глоток.

Вечерние прятки

   Тупые накаты резиновых шин, острые отроги сигналов, 
   лавины грузовиков, плеск, журчанье одинокого автомобиля, 
   роющего себе русло в переулке.
               Вера Инбер
 

Город заразил меня склерозом,
Помню только уголок дивана.
Сколько раз я там меняла позы
В поисках понятия «нирвана».
Телевизор кажется пророком,
Идолом становится реклама,
Мысли заполняются горохом
Бесконечно глянцевого спама.
Истина поманит в переулки,
Там на выбор – иглы и колеса.
Мишура от новогодней елки –
Отблеск веры в дедушку Мороза.
Лысый гуру в черном «Мерседесе»
На меня дыхнет «Наполеоном»
Затеряюсь на пустом проспекте
В бликах надоевшего неона.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Бренное

   Поступки наши что корабли: мы видим, как они уходят 
   в открытое море, но не знаем, ни когда, ни с каким грузом 
   они возвратятся в гавань.
               Джин Айрис Мёрдок
 

Каждый день, что логово для потерь.
В пустоте постылого он продрог,
Но сегодня радужный брадобрей -
Выбривает грязное, словно Бог.

И течет по капелькам лиходей.
Растеряв могущество в русле мук.
Тонет зло клыкастое в пене дней,-
Не разгрызть бессильному "кракатук"

***
Растворилось бренное под водой,
Забурлило в омуте мертвых строк.
На ковчеге скорчился грустный Ной.
В глубине «нечистого» скрылся прок…

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Многоразовая акция

   Что, если бы смех был чем-то видимым?
   Если бы, например, он рождал легких, как солнечные пятна,
   зайцев, то сотни, тысячи золотистых теней пронеслись
   бы сейчас по залу, прыгнули в двери и окна и поскакали
   по улице, кувыркаясь и веселя прохожих.
               Евгений Велтистов
 

Я делюсь хорошим настроением.
Что ж вы возмущением горите?
Почему такое удивление?
Безвозмездно отдаю.
Берите!

Акция такая многоразовая…
Что же вы полны святого гнева?
Ну, кому я буду здесь доказывать,
Что делюсь от доброты душевной?

Что же на меня вы нападаете?
Нет в намереньях моих подвоха.
Если сами ничего не дарите,
Почему же я
тогда дурёха?

Я делюсь хорошим настроением…
Стоит из-за этого так злиться?..
Да, учту претензии и мнения,
Но не перестану я делиться.

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Вечерние прятки

   Тупые накаты резиновых шин, острые отроги сигналов, 
   лавины грузовиков, плеск, журчанье одинокого автомобиля, 
   роющего себе русло в переулке.
               Вера Инбер
 

Город заразил меня склерозом,
Помню только уголок дивана.
Сколько раз я там меняла позы
В поисках понятия «нирвана».
Телевизор кажется пророком,
Идолом становится реклама,
Мысли заполняются горохом
Бесконечно глянцевого спама.
Истина поманит в переулки,
Там на выбор – иглы и колеса.
Мишура от новогодней елки –
Отблеск веры в дедушку Мороза.
Лысый гуру в черном «Мерседесе»
На меня дыхнет «Наполеоном»
Затеряюсь на пустом проспекте
В бликах надоевшего неона.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Знаю я немногое о генеалогии

   – «И ты, бруто!» – воскликнул нетто, завернулся в тару и упал.
               Лев Кассиль
 

Генеалогия меня
волнует. Отчего – не знаю...
– Коня! Полцарства за коня! –
то прадед мой провозглашает.
Века в течение минут
пред взором мысленным проходят.
– И ты здесь, Нет? Ой, спутал, Брут? –
воскликнул предок что-то, вроде.
– Убей, не тронь лишь чертежи! –
ну это точно мой прапрадед.
Чу, слышу, явно дед блажит:
– Та, у которой я украден...
– Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза... –
другой прапрадед мой. Как жаль,
опередил-таки, зараза!
– Здесь будет город заложён, -
спасибо, предок мой, я знаю.
– Был бы султан, имел трёх жён! –
любимый дед в улыбке тает.
– А мы пойдём другим путём! –
дедуля, та дорога ложна.
За ветку держится хвостом
мохнатый пращур...
Как всё сложно.

***

   Никогда не пытайся переупрямить кота.
                   Роберт Хайнлайн
 

Я твоя упрямая игрушка,
Как хочу тобою я верчу,
Будешь заводиться — дом разрушу,
Что мне нужно, то и получу.
Миска на полу и тёплый коврик...
«Вискасом» меня не удержать.
Я уйду мышей ловить в коровник,
Если ты не выгонишь ежа!

***

   – Ты когда-нибудь слышал байку о человеке, который подал иск в суд 
   на соседа, заявляя, что соседская собака его укусила? – ласковым тоном 
   спросил Мейсон. – В ответ сосед сообщил, что собака не злая, 
   что она не кусала подавшего иск и что у него вообще никогда не было собаки.
               Эрл Стэнли Гарднер
 

чья-то добрая собака укусила не меня,
показать хотела зубы, показала и ушла,
а ещё хвостом мотала, гавкать злобно перестала,
потому что укусила за лодыжку не меня.
чья-то рыжая собака улыбалась до ушей
и соседа напугала, это был его кошмар.
опускался тихий вечер, и её я не заметил,
не моя была собака, не лапшите мне ушей!

Многоразовая акция

   Что, если бы смех был чем-то видимым?
   Если бы, например, он рождал легких, как солнечные пятна,
   зайцев, то сотни, тысячи золотистых теней пронеслись
   бы сейчас по залу, прыгнули в двери и окна и поскакали
   по улице, кувыркаясь и веселя прохожих.
               Евгений Велтистов
 

Я делюсь хорошим настроением.
Что ж вы возмущением горите?
Почему такое удивление?
Безвозмездно отдаю.
Берите!

Акция такая многоразовая…
Что же вы полны святого гнева?
Ну, кому я буду здесь доказывать,
Что делюсь от доброты душевной?

Что же на меня вы нападаете?
Нет в намереньях моих подвоха.
Если сами ничего не дарите,
Почему же я
тогда дурёха?

Я делюсь хорошим настроением…
Стоит из-за этого так злиться?..
Да, учту претензии и мнения,
Но не перестану я делиться.

Всё на пользу

   Если вдруг жизнь подкидывает тебе очередной лимон,
   завари крепкий чай и получи удовольствие.
               Януш Корчак
 

Мой день, как маленькая вечность,
В большую вечность перебрался.
Он проявлял ко мне сердечность:
Шутил, смеялся да игрался,

Гадал о том, что будет завтра,
И ел со мной пирог с капустой…
Добавил правды-полуправды,
А лжи насыпал густо-густо.

Всю эту смесь смела в ладошку,
Ни капли вниз не уронила,
Крупинки, корки, зёрна, крошки
Голодным голубям скормила.

И ложь, и правда – всё на пользу.
Добро и зло – по разнарядке…
А новый день суровой прозой
Пришёл играть со мною в прятки.

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

***

   А по соседству с раем находился ад...
               Валентин Пикуль
 

А рядом с раем был незримый ад,
как тень от света, что под Божьей дланью.
И каждый день шел грешник - казнокрад
За яблоком, в котором зрела тайна.
Пусть в райские врата закрыт проход
Для тьмы духовной, но не в этом дело.
Через ограду яблоко апорт
Румяным боком радостно глядело.
И до безумства пряный аромат
Сводил шутя любителя отведать.
Не знал глупец, что вечный фруктоклад
Был нарисован, чтоб являться бредом.

Без тебя

   Проститься – это немножко умереть.
               Рэймонд Чандлер
 

Без тебя – без тоски и слёз –
Я впадаю в анабиоз.
Погружённая в пустоту,
Как засвечена – на свету.
Как ослепшая – в темноте.
Как распятая на кресте.
…
Только солнце – игра зайчат.
Только в сердце часы стучат
И тревога ещё пока
Неостывшая у виска.

Вечерние прятки

   Тупые накаты резиновых шин, острые отроги сигналов, 
   лавины грузовиков, плеск, журчанье одинокого автомобиля, 
   роющего себе русло в переулке.
               Вера Инбер
 

Город заразил меня склерозом,
Помню только уголок дивана.
Сколько раз я там меняла позы
В поисках понятия «нирвана».
Телевизор кажется пророком,
Идолом становится реклама,
Мысли заполняются горохом
Бесконечно глянцевого спама.
Истина поманит в переулки,
Там на выбор – иглы и колеса.
Мишура от новогодней елки –
Отблеск веры в дедушку Мороза.
Лысый гуру в черном «Мерседесе»
На меня дыхнет «Наполеоном»
Затеряюсь на пустом проспекте
В бликах надоевшего неона.

Пустота

   Первую тысячу лет будет тяжело, потом привыкнешь.
               Роберт Шекли
 

Пустота холодит ладони,
Протекает сквозь пальцы свет,
Про меня ничего ты не понял,
Несмотря на количество лет.
Мысли кружатся чаще снегом,
Дождь был осенью и весной,
На меня надвигается небо,
Обещая долгий покой.
Настоящий покой, без кавычек.
Суета – развлечение тел.
Для души переход стал привычен,
Он ей до смерти надоел.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Бренное

   Поступки наши что корабли: мы видим, как они уходят 
   в открытое море, но не знаем, ни когда, ни с каким грузом 
   они возвратятся в гавань.
               Джин Айрис Мёрдок
 

Каждый день, что логово для потерь.
В пустоте постылого он продрог,
Но сегодня радужный брадобрей -
Выбривает грязное, словно Бог.

И течет по капелькам лиходей.
Растеряв могущество в русле мук.
Тонет зло клыкастое в пене дней,-
Не разгрызть бессильному "кракатук"

***
Растворилось бренное под водой,
Забурлило в омуте мертвых строк.
На ковчеге скорчился грустный Ной.
В глубине «нечистого» скрылся прок…

Всё на пользу

   Если вдруг жизнь подкидывает тебе очередной лимон,
   завари крепкий чай и получи удовольствие.
               Януш Корчак
 

Мой день, как маленькая вечность,
В большую вечность перебрался.
Он проявлял ко мне сердечность:
Шутил, смеялся да игрался,

Гадал о том, что будет завтра,
И ел со мной пирог с капустой…
Добавил правды-полуправды,
А лжи насыпал густо-густо.

Всю эту смесь смела в ладошку,
Ни капли вниз не уронила,
Крупинки, корки, зёрна, крошки
Голодным голубям скормила.

И ложь, и правда – всё на пользу.
Добро и зло – по разнарядке…
А новый день суровой прозой
Пришёл играть со мною в прятки.

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Окно в Париж сработало со сбоем

   Тонешь медленно – спасение мгновенно.
   А пока рассказываешь, как тебе спаслось –
   Просыпаешься из яркого «наверное»
   В мутное, неверное «авось»...
               Виктор Борисович Кривулин
 

Как знаешь ты себя – с собою обсуди,
Пока находишься в тепле, тиши, уюте:
Спасёшься ли, оставшись вдруг один,
В чужом краю, в глуши, на перепутье?
Ось времени попала в чёрную дыру.
Пространство искривилось. Ты – в изгоях.
Сплошь темнота, метель. Ты на юру –
Окно в Париж сработало со сбоем:
Нет ни бульваров, ни каштановых аллей,
Витрин-приманок, пут неонового глянца.
Сквозь снежность проблеск мачтовых огней –
Земной удел «Летучего Голландца».
Огни поманят пересмешкой в черноту –
Сценарий направляют бесов козни.
Скорее вспомни – здесь секунды на счету –
Припас из прошлого ты, чтобы выжить, козырь?
Не для тебя – коль победить не удалось –
Открыть кингстоны, как матросы на «Варяге».
Твердишь: «Спасут, как раньше, случай и авось!»
…Пространство, время – мастера слать передряги.
 

«Окно в Париж» – к/ф, реж. Юрий Мамин

***

   Никогда не пытайся переупрямить кота.
                   Роберт Хайнлайн
 

Я твоя упрямая игрушка,
Как хочу тобою я верчу,
Будешь заводиться — дом разрушу,
Что мне нужно, то и получу.
Миска на полу и тёплый коврик...
«Вискасом» меня не удержать.
Я уйду мышей ловить в коровник,
Если ты не выгонишь ежа!

***

   – Ты когда-нибудь слышал байку о человеке, который подал иск в суд 
   на соседа, заявляя, что соседская собака его укусила? – ласковым тоном 
   спросил Мейсон. – В ответ сосед сообщил, что собака не злая, 
   что она не кусала подавшего иск и что у него вообще никогда не было собаки.
               Эрл Стэнли Гарднер
 

чья-то добрая собака укусила не меня,
показать хотела зубы, показала и ушла,
а ещё хвостом мотала, гавкать злобно перестала,
потому что укусила за лодыжку не меня.
чья-то рыжая собака улыбалась до ушей
и соседа напугала, это был его кошмар.
опускался тихий вечер, и её я не заметил,
не моя была собака, не лапшите мне ушей!

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

Пустота

   Первую тысячу лет будет тяжело, потом привыкнешь.
               Роберт Шекли
 

Пустота холодит ладони,
Протекает сквозь пальцы свет,
Про меня ничего ты не понял,
Несмотря на количество лет.
Мысли кружатся чаще снегом,
Дождь был осенью и весной,
На меня надвигается небо,
Обещая долгий покой.
Настоящий покой, без кавычек.
Суета – развлечение тел.
Для души переход стал привычен,
Он ей до смерти надоел.

***

   Никогда не пытайся переупрямить кота.
                   Роберт Хайнлайн
 

Я твоя упрямая игрушка,
Как хочу тобою я верчу,
Будешь заводиться — дом разрушу,
Что мне нужно, то и получу.
Миска на полу и тёплый коврик...
«Вискасом» меня не удержать.
Я уйду мышей ловить в коровник,
Если ты не выгонишь ежа!

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Ты вся соткана из света

   Красивая женщина – рай для глаз, ад для души и чистилище для кармана.
               Владимир Маяковский
 

Ты вся соткана из света
и порхаешь словно лето -
я ж с рассвета до заката в душном офисе сижу.
У тебя душа цветная,
ты об острове мечтаешь -
я ж все дни кноплю по клаве да балансы подвожу.

Завелись в балансе дыры
(хочешь выглядеть красиво),
я латаю их день-ношно, но не сходится баланс.
Перекрыть твои расходы
на какие мне доходы?
А пойду-ка в переходах я лабать осенний гранж.

У меня гармонь лихая,
может сутки, не стихая,
веселить народ, спешащий в плотоядное метро.
Я сыграю им романсы,
про любовь, про декадансы,
и куплю тебе, родная, побрякушек полкило.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

О возрождении мамонтов

   Папонты пасутся в маморотниках...
               Лев Кассиль
 

В Якутии нашли в останках мамонта
Живые клетки. Возродить теперь
Сей вид желают гении. Кто грамотно
Мне скажет, на хрена им этот зверь?

Кто станет изысканья финансировать?
Бюджет страны в коленках жидковат.
У прочих государств он тоже с дырами.
Оплатит всё какой-нибудь магнат?

Понятен интерес предпринимателей.
Подзаработать: шкуры на манто,
Гурманам шашлыки из мамонтятины,
Из бивней безделушки для авто.

Слюной исходят, делят куш заранее…
А мамонтов хоть кто-нибудь спросил?
Имеют ли они на то желание,
Не важно для научных воротил.

Мне, право слово, жаль зверье безвинное.
При прошлой жизни им хватило мук.
Зачем их возрождать? Чтоб снова сгинули
Во славу человеческих наук?

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Многоразовая акция

   Что, если бы смех был чем-то видимым?
   Если бы, например, он рождал легких, как солнечные пятна,
   зайцев, то сотни, тысячи золотистых теней пронеслись
   бы сейчас по залу, прыгнули в двери и окна и поскакали
   по улице, кувыркаясь и веселя прохожих.
               Евгений Велтистов
 

Я делюсь хорошим настроением.
Что ж вы возмущением горите?
Почему такое удивление?
Безвозмездно отдаю.
Берите!

Акция такая многоразовая…
Что же вы полны святого гнева?
Ну, кому я буду здесь доказывать,
Что делюсь от доброты душевной?

Что же на меня вы нападаете?
Нет в намереньях моих подвоха.
Если сами ничего не дарите,
Почему же я
тогда дурёха?

Я делюсь хорошим настроением…
Стоит из-за этого так злиться?..
Да, учту претензии и мнения,
Но не перестану я делиться.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Предчувствия, сомнения, надежда

   Прежде чем начнет петься,
   Долго ходят, разомлев от брожения,
   И тихо барахтается в тине сердца
   Глупая вобла воображения.
               Владимир Маяковский
 

Ночь выпила до дна прошедший день.
Две красные луны на небосводе.
Предчувствие грядущих перемен
Похоже на вино, что в бочке бродит,
Стремясь покинуть свой дубовый плен.

От напряженья кровь стучит в висках.
Сомнений червь шевелится во чреве,
Но чахнет. От дыханья ветерка
Над кронами реликтовых деревьев
Плывет, дрожа звук памяти песка.

Разматывая времени клубок,
Надежды и великой тайны полон,
Он проникает в каждый уголок.
Не веря, возмущенно каркнет ворон,
Но будущего сделает глоток.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

О возрождении мамонтов

   Папонты пасутся в маморотниках...
               Лев Кассиль
 

В Якутии нашли в останках мамонта
Живые клетки. Возродить теперь
Сей вид желают гении. Кто грамотно
Мне скажет, на хрена им этот зверь?

Кто станет изысканья финансировать?
Бюджет страны в коленках жидковат.
У прочих государств он тоже с дырами.
Оплатит всё какой-нибудь магнат?

Понятен интерес предпринимателей.
Подзаработать: шкуры на манто,
Гурманам шашлыки из мамонтятины,
Из бивней безделушки для авто.

Слюной исходят, делят куш заранее…
А мамонтов хоть кто-нибудь спросил?
Имеют ли они на то желание,
Не важно для научных воротил.

Мне, право слово, жаль зверье безвинное.
При прошлой жизни им хватило мук.
Зачем их возрождать? Чтоб снова сгинули
Во славу человеческих наук?

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Окно в Париж сработало со сбоем

   Тонешь медленно – спасение мгновенно.
   А пока рассказываешь, как тебе спаслось –
   Просыпаешься из яркого «наверное»
   В мутное, неверное «авось»...
               Виктор Борисович Кривулин
 

Как знаешь ты себя – с собою обсуди,
Пока находишься в тепле, тиши, уюте:
Спасёшься ли, оставшись вдруг один,
В чужом краю, в глуши, на перепутье?
Ось времени попала в чёрную дыру.
Пространство искривилось. Ты – в изгоях.
Сплошь темнота, метель. Ты на юру –
Окно в Париж сработало со сбоем:
Нет ни бульваров, ни каштановых аллей,
Витрин-приманок, пут неонового глянца.
Сквозь снежность проблеск мачтовых огней –
Земной удел «Летучего Голландца».
Огни поманят пересмешкой в черноту –
Сценарий направляют бесов козни.
Скорее вспомни – здесь секунды на счету –
Припас из прошлого ты, чтобы выжить, козырь?
Не для тебя – коль победить не удалось –
Открыть кингстоны, как матросы на «Варяге».
Твердишь: «Спасут, как раньше, случай и авось!»
…Пространство, время – мастера слать передряги.
 

«Окно в Париж» – к/ф, реж. Юрий Мамин

Бренное

   Поступки наши что корабли: мы видим, как они уходят 
   в открытое море, но не знаем, ни когда, ни с каким грузом 
   они возвратятся в гавань.
               Джин Айрис Мёрдок
 

Каждый день, что логово для потерь.
В пустоте постылого он продрог,
Но сегодня радужный брадобрей -
Выбривает грязное, словно Бог.

И течет по капелькам лиходей.
Растеряв могущество в русле мук.
Тонет зло клыкастое в пене дней,-
Не разгрызть бессильному "кракатук"

***
Растворилось бренное под водой,
Забурлило в омуте мертвых строк.
На ковчеге скорчился грустный Ной.
В глубине «нечистого» скрылся прок…

Заложница

   Ситуация была слишком необычной:
   у нее не оказалось в запасе подходящего выражения лица.
               Джин Айрис Мёрдок
 

– Четыре стены… Четыре – вот это мой счёт в заточенье.
Изменят ли что заклинанья, тверди я: «Доколе… Доколь?»
Сливаются дни и ночи одним полумраком вечерним,
А все «хорошо» и все «плохо» скрутились в щемящую боль.
Сражение «против» и «за» идёт в подсознании, в глуби.
Мы, женщины все, из мужчины стремимся слепить идеал.
Да, мало ли в жизни бывает: бьёт – означает, что любит.
Кем был для меня ты – неважно. Ведь важно, кем ныне стал.
Защита стеною каменной мне раньше казалась пленом.
Звучали различные струны, пока не настроили лад:
Я вижу в тебе Париса, себя представляю Еленой.
Холодные грубые струи сложились в потоки тепла.
Когда постоянная горечь, её уменьшение сладко.
Прости, что к твоим идеалам мой путь оказался тернист.
Наверное, прав ты, что сделал меня наживкой-насадкой.
Влюбилась – и стало неважно, что ты боевик-террорист.
Тем более буду с тобою, когда наш приют в осаде:
Спецназ окружил – на тебя они кинутся впятером.

И дверь открыла…
…А позже
сказала, на мёртвого глядя:
– А ты ведь, дурашка, поверил
в любовь, в мой «Стокгольмский синдром»*.
 

* «Стокгольмский синдром»: термин, психологическая аномалия,
когда люди, взятые в заложники, через некоторое время могут
испытывать симпатии к своим мучителям (с).

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Знаю я немногое о генеалогии

   – «И ты, бруто!» – воскликнул нетто, завернулся в тару и упал.
               Лев Кассиль
 

Генеалогия меня
волнует. Отчего – не знаю...
– Коня! Полцарства за коня! –
то прадед мой провозглашает.
Века в течение минут
пред взором мысленным проходят.
– И ты здесь, Нет? Ой, спутал, Брут? –
воскликнул предок что-то, вроде.
– Убей, не тронь лишь чертежи! –
ну это точно мой прапрадед.
Чу, слышу, явно дед блажит:
– Та, у которой я украден...
– Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза... –
другой прапрадед мой. Как жаль,
опередил-таки, зараза!
– Здесь будет город заложён, -
спасибо, предок мой, я знаю.
– Был бы султан, имел трёх жён! –
любимый дед в улыбке тает.
– А мы пойдём другим путём! –
дедуля, та дорога ложна.
За ветку держится хвостом
мохнатый пращур...
Как всё сложно.

***

   Никогда не пытайся переупрямить кота.
                   Роберт Хайнлайн
 

Я твоя упрямая игрушка,
Как хочу тобою я верчу,
Будешь заводиться — дом разрушу,
Что мне нужно, то и получу.
Миска на полу и тёплый коврик...
«Вискасом» меня не удержать.
Я уйду мышей ловить в коровник,
Если ты не выгонишь ежа!

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

***

   – Ты когда-нибудь слышал байку о человеке, который подал иск в суд 
   на соседа, заявляя, что соседская собака его укусила? – ласковым тоном 
   спросил Мейсон. – В ответ сосед сообщил, что собака не злая, 
   что она не кусала подавшего иск и что у него вообще никогда не было собаки.
               Эрл Стэнли Гарднер
 

чья-то добрая собака укусила не меня,
показать хотела зубы, показала и ушла,
а ещё хвостом мотала, гавкать злобно перестала,
потому что укусила за лодыжку не меня.
чья-то рыжая собака улыбалась до ушей
и соседа напугала, это был его кошмар.
опускался тихий вечер, и её я не заметил,
не моя была собака, не лапшите мне ушей!

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Предчувствия, сомнения, надежда

   Прежде чем начнет петься,
   Долго ходят, разомлев от брожения,
   И тихо барахтается в тине сердца
   Глупая вобла воображения.
               Владимир Маяковский
 

Ночь выпила до дна прошедший день.
Две красные луны на небосводе.
Предчувствие грядущих перемен
Похоже на вино, что в бочке бродит,
Стремясь покинуть свой дубовый плен.

От напряженья кровь стучит в висках.
Сомнений червь шевелится во чреве,
Но чахнет. От дыханья ветерка
Над кронами реликтовых деревьев
Плывет, дрожа звук памяти песка.

Разматывая времени клубок,
Надежды и великой тайны полон,
Он проникает в каждый уголок.
Не веря, возмущенно каркнет ворон,
Но будущего сделает глоток.

Бренное

   Поступки наши что корабли: мы видим, как они уходят 
   в открытое море, но не знаем, ни когда, ни с каким грузом 
   они возвратятся в гавань.
               Джин Айрис Мёрдок
 

Каждый день, что логово для потерь.
В пустоте постылого он продрог,
Но сегодня радужный брадобрей -
Выбривает грязное, словно Бог.

И течет по капелькам лиходей.
Растеряв могущество в русле мук.
Тонет зло клыкастое в пене дней,-
Не разгрызть бессильному "кракатук"

***
Растворилось бренное под водой,
Забурлило в омуте мертвых строк.
На ковчеге скорчился грустный Ной.
В глубине «нечистого» скрылся прок…

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

Знаю я немногое о генеалогии

   – «И ты, бруто!» – воскликнул нетто, завернулся в тару и упал.
               Лев Кассиль
 

Генеалогия меня
волнует. Отчего – не знаю...
– Коня! Полцарства за коня! –
то прадед мой провозглашает.
Века в течение минут
пред взором мысленным проходят.
– И ты здесь, Нет? Ой, спутал, Брут? –
воскликнул предок что-то, вроде.
– Убей, не тронь лишь чертежи! –
ну это точно мой прапрадед.
Чу, слышу, явно дед блажит:
– Та, у которой я украден...
– Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза... –
другой прапрадед мой. Как жаль,
опередил-таки, зараза!
– Здесь будет город заложён, -
спасибо, предок мой, я знаю.
– Был бы султан, имел трёх жён! –
любимый дед в улыбке тает.
– А мы пойдём другим путём! –
дедуля, та дорога ложна.
За ветку держится хвостом
мохнатый пращур...
Как всё сложно.

***

   Никогда не пытайся переупрямить кота.
                   Роберт Хайнлайн
 

Я твоя упрямая игрушка,
Как хочу тобою я верчу,
Будешь заводиться — дом разрушу,
Что мне нужно, то и получу.
Миска на полу и тёплый коврик...
«Вискасом» меня не удержать.
Я уйду мышей ловить в коровник,
Если ты не выгонишь ежа!

***

   – Ты когда-нибудь слышал байку о человеке, который подал иск в суд 
   на соседа, заявляя, что соседская собака его укусила? – ласковым тоном 
   спросил Мейсон. – В ответ сосед сообщил, что собака не злая, 
   что она не кусала подавшего иск и что у него вообще никогда не было собаки.
               Эрл Стэнли Гарднер
 

чья-то добрая собака укусила не меня,
показать хотела зубы, показала и ушла,
а ещё хвостом мотала, гавкать злобно перестала,
потому что укусила за лодыжку не меня.
чья-то рыжая собака улыбалась до ушей
и соседа напугала, это был его кошмар.
опускался тихий вечер, и её я не заметил,
не моя была собака, не лапшите мне ушей!

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Всё на пользу

   Если вдруг жизнь подкидывает тебе очередной лимон,
   завари крепкий чай и получи удовольствие.
               Януш Корчак
 

Мой день, как маленькая вечность,
В большую вечность перебрался.
Он проявлял ко мне сердечность:
Шутил, смеялся да игрался,

Гадал о том, что будет завтра,
И ел со мной пирог с капустой…
Добавил правды-полуправды,
А лжи насыпал густо-густо.

Всю эту смесь смела в ладошку,
Ни капли вниз не уронила,
Крупинки, корки, зёрна, крошки
Голодным голубям скормила.

И ложь, и правда – всё на пользу.
Добро и зло – по разнарядке…
А новый день суровой прозой
Пришёл играть со мною в прятки.

Семья

   Человечество грубо делится на две
   группы: на любящих кошек и на
   обделенных жизнью.
               Франческо Петрарка
 

Коту не нужно вдохновенье
Творить бедлам.
И я скажу вам откровенно:
Он милый хам.
Лакая кофе растворимый,
Что чуть остыл,
Ни капли не проронит мимо -
Ведь он же мил!
И по-кошачьи аккуратен:
Свои «дела»
Всегда зароет…под кроватью.
Ему мала
Моя постель. А мне привольно,
Но для кота
Подвинусь. Лишь бы был доволен!
И суета,
Что днём одна со мной дружила
Уходит. Я
Почти мурчу: спасибо милый!
Живём. Семья.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Волшебница

   Как-то я спросил в классе, кем кто хочет быть.
   Один мальчик сказал: «Волшебником».
   Все засмеялись. Мальчик смутился и прибавил:
   «Я буду, наверное, судья, как мой папа, но ведь
   вы спрашивали, кем я хочу быть?»
               Януш Корчак
 

Лелеяла мечты целебные,
Читая старенькие сказки.
– Кем будешь?
– Буду я волшебницей, –
Всем заявляла громогласно.

Смеялись: «Нет такой профессии!»
Просили с истиной смириться,
И укоризненно, невесело
Смотрела фея со страницы.

Есть книга. В ней давно доказано
Наличие царств тридевятых…
Как странно: если жизнь – не сказочка,
То стало в мире пустовато.

Посовременней да поприбыльней,
(Как будто в этом жизни мудрость!)
Профессию земную выберу,
А неземною грезить буду.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Ты вся соткана из света

   Красивая женщина – рай для глаз, ад для души и чистилище для кармана.
               Владимир Маяковский
 

Ты вся соткана из света
и порхаешь словно лето -
я ж с рассвета до заката в душном офисе сижу.
У тебя душа цветная,
ты об острове мечтаешь -
я ж все дни кноплю по клаве да балансы подвожу.

Завелись в балансе дыры
(хочешь выглядеть красиво),
я латаю их день-ношно, но не сходится баланс.
Перекрыть твои расходы
на какие мне доходы?
А пойду-ка в переходах я лабать осенний гранж.

У меня гармонь лихая,
может сутки, не стихая,
веселить народ, спешащий в плотоядное метро.
Я сыграю им романсы,
про любовь, про декадансы,
и куплю тебе, родная, побрякушек полкило.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

Заложница

   Ситуация была слишком необычной:
   у нее не оказалось в запасе подходящего выражения лица.
               Джин Айрис Мёрдок
 

– Четыре стены… Четыре – вот это мой счёт в заточенье.
Изменят ли что заклинанья, тверди я: «Доколе… Доколь?»
Сливаются дни и ночи одним полумраком вечерним,
А все «хорошо» и все «плохо» скрутились в щемящую боль.
Сражение «против» и «за» идёт в подсознании, в глуби.
Мы, женщины все, из мужчины стремимся слепить идеал.
Да, мало ли в жизни бывает: бьёт – означает, что любит.
Кем был для меня ты – неважно. Ведь важно, кем ныне стал.
Защита стеною каменной мне раньше казалась пленом.
Звучали различные струны, пока не настроили лад:
Я вижу в тебе Париса, себя представляю Еленой.
Холодные грубые струи сложились в потоки тепла.
Когда постоянная горечь, её уменьшение сладко.
Прости, что к твоим идеалам мой путь оказался тернист.
Наверное, прав ты, что сделал меня наживкой-насадкой.
Влюбилась – и стало неважно, что ты боевик-террорист.
Тем более буду с тобою, когда наш приют в осаде:
Спецназ окружил – на тебя они кинутся впятером.

И дверь открыла…
…А позже
сказала, на мёртвого глядя:
– А ты ведь, дурашка, поверил
в любовь, в мой «Стокгольмский синдром»*.
 

* «Стокгольмский синдром»: термин, психологическая аномалия,
когда люди, взятые в заложники, через некоторое время могут
испытывать симпатии к своим мучителям (с).

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Без тебя

   Проститься – это немножко умереть.
               Рэймонд Чандлер
 

Без тебя – без тоски и слёз –
Я впадаю в анабиоз.
Погружённая в пустоту,
Как засвечена – на свету.
Как ослепшая – в темноте.
Как распятая на кресте.
…
Только солнце – игра зайчат.
Только в сердце часы стучат
И тревога ещё пока
Неостывшая у виска.

Вечерние прятки

   Тупые накаты резиновых шин, острые отроги сигналов, 
   лавины грузовиков, плеск, журчанье одинокого автомобиля, 
   роющего себе русло в переулке.
               Вера Инбер
 

Город заразил меня склерозом,
Помню только уголок дивана.
Сколько раз я там меняла позы
В поисках понятия «нирвана».
Телевизор кажется пророком,
Идолом становится реклама,
Мысли заполняются горохом
Бесконечно глянцевого спама.
Истина поманит в переулки,
Там на выбор – иглы и колеса.
Мишура от новогодней елки –
Отблеск веры в дедушку Мороза.
Лысый гуру в черном «Мерседесе»
На меня дыхнет «Наполеоном»
Затеряюсь на пустом проспекте
В бликах надоевшего неона.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Хотя бы

   Это время романтиков. Время вдумчивых прогулок и посиделок у камина 
   большой семьей или в гордом одиночестве. Узнайте себя получше. Влюбитесь в осень.
               Эрнест Хемингуэй
 

Утихли грозы, пришли туманы,
И зарябили рябины кисти.
Настало время читать романы
Неторопливой Агаты Кристи,
Дремотно гладить на кошке пятна,
То сидя в кресле, то на кровати,
Чтоб теплил воздух камин приятно,
Да пусть, хотя бы, обогреватель.
Живу примерно и аккуратно,
Тая надежду, хоть раз, сорваться.
Оставь упрямство, вернись обратно,
Залечим ссору без операций.
В окне завесою хмарь густая -
То жду просвета, то вновь не верю.
Хочу смеяться, листву бросая,
Хотя б заплакать, по крайней мере.

Доброе утро

   Утро – это прекрасно. Единственный его недостаток – 
   оно всегда приходит не вовремя.
               Глен Кук
 

Утро явно добрым быть хотело,
Лучик посылало из-за штор,
Воробьи кричали оголтело,
Только мне плевать на их восторг.
В кружке - дрянь... Исчерканы страницы...
Где бы до получки пару тыщ...
И в районе черепа свербится,
Думал - мысли, оказалось - прыщ.
Взять бы, написать о марте песню,
Об июне трепетный сонет.
Только не сонетится, хоть тресни,
Для меня отныне лета нет,
Нет весны, есть осени и зимы -
Сочинить рекламу горных лыж?
Кто-то здесь присутствует незримо,
Думал - муза, оказалось - мышь.

Предчувствия, сомнения, надежда

   Прежде чем начнет петься,
   Долго ходят, разомлев от брожения,
   И тихо барахтается в тине сердца
   Глупая вобла воображения.
               Владимир Маяковский
 

Ночь выпила до дна прошедший день.
Две красные луны на небосводе.
Предчувствие грядущих перемен
Похоже на вино, что в бочке бродит,
Стремясь покинуть свой дубовый плен.

От напряженья кровь стучит в висках.
Сомнений червь шевелится во чреве,
Но чахнет. От дыханья ветерка
Над кронами реликтовых деревьев
Плывет, дрожа звук памяти песка.

Разматывая времени клубок,
Надежды и великой тайны полон,
Он проникает в каждый уголок.
Не веря, возмущенно каркнет ворон,
Но будущего сделает глоток.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Заложница

   Ситуация была слишком необычной:
   у нее не оказалось в запасе подходящего выражения лица.
               Джин Айрис Мёрдок
 

– Четыре стены… Четыре – вот это мой счёт в заточенье.
Изменят ли что заклинанья, тверди я: «Доколе… Доколь?»
Сливаются дни и ночи одним полумраком вечерним,
А все «хорошо» и все «плохо» скрутились в щемящую боль.
Сражение «против» и «за» идёт в подсознании, в глуби.
Мы, женщины все, из мужчины стремимся слепить идеал.
Да, мало ли в жизни бывает: бьёт – означает, что любит.
Кем был для меня ты – неважно. Ведь важно, кем ныне стал.
Защита стеною каменной мне раньше казалась пленом.
Звучали различные струны, пока не настроили лад:
Я вижу в тебе Париса, себя представляю Еленой.
Холодные грубые струи сложились в потоки тепла.
Когда постоянная горечь, её уменьшение сладко.
Прости, что к твоим идеалам мой путь оказался тернист.
Наверное, прав ты, что сделал меня наживкой-насадкой.
Влюбилась – и стало неважно, что ты боевик-террорист.
Тем более буду с тобою, когда наш приют в осаде:
Спецназ окружил – на тебя они кинутся впятером.

И дверь открыла…
…А позже
сказала, на мёртвого глядя:
– А ты ведь, дурашка, поверил
в любовь, в мой «Стокгольмский синдром»*.
 

* «Стокгольмский синдром»: термин, психологическая аномалия,
когда люди, взятые в заложники, через некоторое время могут
испытывать симпатии к своим мучителям (с).

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

Мру...

   Если ты желаешь, чтобы я по средам и субботам убивал драконов, я к твоим услугам.
               Роберт Хайнлайн
 

   Cе царь гадов, полный страшных ядов... како всякий змий.
   Мрет от ласки…
               Умберто Эко. Имя розы
 

В этой странной стране позабыты людские законы.
На потеху толпе истязают последних драконов.
Тут и чешут за ухом, и лапы изводят щекоткой -
укротить, усмирить, не касаясь ни палкой, ни плёткой!
И по каждому нерву голубеньким пёрышком нежно,
словно лезвием острым, проводит мучитель прилежный.
От касаний пера чешуя серебристая дыбом!
И щекотке дракон предпочтёт гильотину и дыбу.
Он от судорог стонет, а сердце готово ко взрыву.
Он рыгает огнём - это страшно, хоть очень красиво...
Он дрожит, как намокшая кошка зимою, от страха.
И мечты о побеге - по ветру развеянным прахом.
Ведь пытаться порвать неподъемную цепь – безрассудство.
На свободу дракону уже никогда не вернуться.
Вот и снова палач по загривку так ласково гладит,
что, когда бы он мог, то взмолился бы: «Господа ради!»

И ожогом страданье бежит по хребту до хвоста.
И дракон понимает, что больше ему не летать...

........................................................................

По-альковному розов, сквозь стёкла сочится рассвет.
Я в постели, оков на руках и ногах моих нет.
И не вьётся от муки мой хвост золотой, как змея.
Понимаю с трудом, что несчастный дракон тот - не я.

Отчего же тужу, как в темнице душевно больная?
Отчего иногда, где искать эту душу, не знаю.
Отчего забываю порой, как звучит моё имя?
Отчего мне так больно от ласки твоей, нелюбимый?

В поезде до Сызрани

   Иногда о важных вещах лучше говорить с незнакомыми людьми – 
   с теми, кого ты больше никогда не увидишь.
               Евгений Евтушенко
 

Детский плач безжалостен,
Утихать не хочет.
Мысли разбежались, как
В песне про вагончик,
Тот, который тронется,
Не умом, но всё же...
У меня бессонница,
У соседей - тоже.
Утром будем в Сызрани,
Долго до рассвета,
Друг про друга вызнаем
Важные секреты.
Хочется рассказывать
Про измену мужа
С Нюркой косоглазою,
Про вчерашний ужин,
Дочь, почти отличницу,
Сына (впору высечь),
Что с собой кулич везу
И в белье сто тысяч.
Нет, судьба - проказница,
Можно сказкой яркой
Сглазить всё, что глазится,
Прочее - накаркать.
В поезде балакая,
Жизнь себе сломаю.
Объясняю знаками,
Мол, глухонемая.

Предчувствия, сомнения, надежда

   Прежде чем начнет петься,
   Долго ходят, разомлев от брожения,
   И тихо барахтается в тине сердца
   Глупая вобла воображения.
               Владимир Маяковский
 

Ночь выпила до дна прошедший день.
Две красные луны на небосводе.
Предчувствие грядущих перемен
Похоже на вино, что в бочке бродит,
Стремясь покинуть свой дубовый плен.

От напряженья кровь стучит в висках.
Сомнений червь шевелится во чреве,
Но чахнет. От дыханья ветерка
Над кронами реликтовых деревьев
Плывет, дрожа звук памяти песка.

Разматывая времени клубок,
Надежды и великой тайны полон,
Он проникает в каждый уголок.
Не веря, возмущенно каркнет ворон,
Но будущего сделает глоток.

Без тебя

   Проститься – это немножко умереть.
               Рэймонд Чандлер
 

Без тебя – без тоски и слёз –
Я впадаю в анабиоз.
Погружённая в пустоту,
Как засвечена – на свету.
Как ослепшая – в темноте.
Как распятая на кресте.
…
Только солнце – игра зайчат.
Только в сердце часы стучат
И тревога ещё пока
Неостывшая у виска.

Пленница

   Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии,
   когда наша память делает все наперекор данному желанию.
               Марсель Пруст
 

В заоконье ветер – шальной старик – по-ребячьи прячется в кронах лип…
Ты меня невольницей затворил «в четырёх стенах» временной петли.
В тесноте тревоги мои остры, нет сноровки заново путь торить.
Из обрывков прошлого жгу костры, но оно, упрямое, не горит.
Словно лист осиновый, плоть дрожит, от огня бедового трепеща,
И страстей недальние рубежи, как поленья в жаркой печи, трещат.
Неподкупна память – хоть жги, хоть режь, хоть на мелкий кубик ножом руби,
Не придумать средства заполнить брешь, что зияет в сердце взамен любви.
Прорастаю медленно в новый день не своей среди молодых осин,
Что победно рвутся из тесных стен в нестерпимо яркую неба синь.
Мне одной из них никогда не стать, я как будто в долг без тебя живу,
Под корой древесная плоть пуста, а кора, что ветошь, трещит по шву.
Я бросала прошлое насовсем, да оно настырнее, чем репей,
По ночам приходит во всей красе и легко берёт меня, как трофей.
Может быть, однажды, придя домой, я пойму, что рядом былого нет,
А в уютной кухне спаситель мой ароматный кофе готовит мне.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"

***

   В Нью-Йорке к вам в дверь звонят – 
   и это правило не знает исключений – 
   в тот самый миг, когда вы уютно 
   устроились на диване вкусить заслуженного сна. 
                      Роберт Шекли
 

Устроишься на диване, чтобы спокойно поспать,
И тут начинается треш и кромешный ад:
Приходят сигналы вк, телеграма, whatsapp,
В дверь кто-то звонит, хотя никогда звонят;
У двери мяучит пушистый кошачий шар
Птицы орут, надрывясь, на все голоса.
Но чтобы нарушить мой сон, нужен другой масштаб,
Поэтому я выдыхаю и продолжаю спать.

Заложник памяти

   Как ни сжигай семейные архивы и исторические документы, 
   как ни воспитывай детей в неведении минувшего, 
   как ни заставляй молчать простодушных людей с помощью софизмов, 
   а слабых – с помощью угроз, – ни страх перед деспотизмом, 
   ни боязнь ада не могут заглушить тысячи голосов прошлого – 
   они несутся отовсюду.
               Жорж Санд
 

Морок путает мысли, как ветер - траву,
Голоса в голове донимают, зовут.
Я молюсь равнодушию, как божеству,
Чтобы крепче меня держало.
Но чужая недобрая память во мне
Беспокоится, мается, рвётся вовне:
Так сквозь слой штукатурки на белой стене
Проступают следы пожара.

Те, кто были и сгинули в бездне эпох,
Окружают меня разномастной толпой,
Словно я - их потомок, с рожденья слепой -
Вдруг прозрел и от страха замер.
Не спасает рутина бессмысленных дел:
Эта пытка меня настигает везде -
Ощущая страдания тысяч людей,
Видеть прошлое их глазами.

Я всё помню - вернее, всё помню не я:
Вой снарядов, зловещий галдёж воронья,
Боль надежды, в отчаянье выпитый яд,
Жажду крови и зверский голод.
Давит бремя огромной, всеобщей вины,
И стучатся в сознание вещие сны,
Где вскипает над берегом гребень волны
И взлетает с оливы голубь.

Вечерние прятки

   Тупые накаты резиновых шин, острые отроги сигналов, 
   лавины грузовиков, плеск, журчанье одинокого автомобиля, 
   роющего себе русло в переулке.
               Вера Инбер
 

Город заразил меня склерозом,
Помню только уголок дивана.
Сколько раз я там меняла позы
В поисках понятия «нирвана».
Телевизор кажется пророком,
Идолом становится реклама,
Мысли заполняются горохом
Бесконечно глянцевого спама.
Истина поманит в переулки,
Там на выбор – иглы и колеса.
Мишура от новогодней елки –
Отблеск веры в дедушку Мороза.
Лысый гуру в черном «Мерседесе»
На меня дыхнет «Наполеоном»
Затеряюсь на пустом проспекте
В бликах надоевшего неона.

На песке

   Ты что смотришь на меня прошлогодними глазами?
               Михаил Львовский
 

Ты, вопреки условиям погодным,
встречаешь без плаща и без зонта.
Но важно то, что я уже не та,
а всё в тебе осталось прошлогодним:
и поза, и улыбка, и глаза,
и то, что приготовлено сказать,
и тот, кому я вечно неугодна.

Ещё важнее то, что ты приехал,
хоть я тебя просила не встречать –
весомая и радость, и печаль,
и новая возможность, и помеха.
Наш не-роман до несмешного стар,
а мне другой дороже за год стал,
и этот день – решающая веха.

Бескрайнему безумству потакая,
я соглашусь на кофе и чизкейк.
Мы снова строим чувства на песке.
Ты удивлён – счастливая такая,
а перелёт и осень – просто жуть...
...Прости за то, что на крючке держу,
другого ни на мысль не отпуская.

Окно в Париж сработало со сбоем

   Тонешь медленно – спасение мгновенно.
   А пока рассказываешь, как тебе спаслось –
   Просыпаешься из яркого «наверное»
   В мутное, неверное «авось»...
               Виктор Борисович Кривулин
 

Как знаешь ты себя – с собою обсуди,
Пока находишься в тепле, тиши, уюте:
Спасёшься ли, оставшись вдруг один,
В чужом краю, в глуши, на перепутье?
Ось времени попала в чёрную дыру.
Пространство искривилось. Ты – в изгоях.
Сплошь темнота, метель. Ты на юру –
Окно в Париж сработало со сбоем:
Нет ни бульваров, ни каштановых аллей,
Витрин-приманок, пут неонового глянца.
Сквозь снежность проблеск мачтовых огней –
Земной удел «Летучего Голландца».
Огни поманят пересмешкой в черноту –
Сценарий направляют бесов козни.
Скорее вспомни – здесь секунды на счету –
Припас из прошлого ты, чтобы выжить, козырь?
Не для тебя – коль победить не удалось –
Открыть кингстоны, как матросы на «Варяге».
Твердишь: «Спасут, как раньше, случай и авось!»
…Пространство, время – мастера слать передряги.
 

«Окно в Париж» – к/ф, реж. Юрий Мамин

Сожаление

   Море уходит вспять.
   Море уходит спать.
               Владимир Маяковский
 

Лазоревая гладь. Прикосновение.
И пенный страж у входа в негу грёз
Ласкается, как добрый старый пёс,
Не замедляя плавного скольжения,
А там – на волю волн в тиши слияния,
Качаясь в колыбели нежных сил –
Так память воскрешает, лишь спроси,
Но отстраняет, огорчив заранее.
Как краток миг свободы меж границами,
Не вырваться из зноя жжёных трав.
Есть вирус, нет ли? Не поймёшь, кто прав,
Но, ускользая, море спит и снится мне.

Равнинный день

   Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: 
   карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. 
   Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, 
   скоро и беспрепятственно.
               Марсель Пруст
 

Печали снова просятся на лист –
поведать то, что каждый день скалист,
и дальше горизонта день равнинный.
Ползёшь, ползёшь к вершине ледяной,
потом бежишь с неё, а за спиной
хрипуче дышат снежные лавины.

Ты ненавидишь мелкие шажки
и редкие, но яркие флажки
для тех, кто промыслительно при лыжах –
а вот бы не флажки им показать,
а кузькину невиданную мать...
Но эту мысль история прилижет.

Напьёшься чая, плюнешь на лыжню –
и вновь тебе карабкаться по дню,
ныряя слепо в солнечные ванны.
А кто-то вдруг прошепчет: "Вась, очнись,
уже давно равнины начались.
Ты что, проспал свой день обетованный?"