Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Степная история 

В степи послышался звериный рык — 
Манул, который к людям не привык, 
Высказывал приезжим недовольство. 
Ну, а туристам всё напополам: 
Красавчика кота одна из дам 
Решила приласкать рукою в кольцах. 

Итог — известный знатокам степей: 
Рука-то есть, но нет теперь на ней 
Колец и пары пальцев — сообразно. 
Вот так закончился для дамы тур: 
Без брюликов и к чёрту маникюр — 
Наижутчайшая картина маслом.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

За толстым слоем, что скрывает масло, 
За подмалёвком, грубым от мазков, 
Таится слой, что выписан прекрасно, 
Где виден нежный, выверенный тон. 
Он оттеняет трепетное небо 
И город, проступающий вдали. 
Здесь ходит ветер, раздвигая хлебы — 
В степи’ колосья, травы-ковыли. 
С передних планов, что ещё под краской, 
Уже заметна женская рука, 
Ещё немного видно, кто обласкан: 
Мужчина, с сединою на висках. 
Пусть образ нам её ещё не виден: 
Рука, подол, точёная ступня... 
Пейзаж, что открывается — невинен: 
Очарованье жанра для меня.

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Степная история 

В степи послышался звериный рык — 
Манул, который к людям не привык, 
Высказывал приезжим недовольство. 
Ну, а туристам всё напополам: 
Красавчика кота одна из дам 
Решила приласкать рукою в кольцах. 

Итог — известный знатокам степей: 
Рука-то есть, но нет теперь на ней 
Колец и пары пальцев — сообразно. 
Вот так закончился для дамы тур: 
Без брюликов и к чёрту маникюр — 
Наижутчайшая картина маслом.

Бутерброд к шнапсу 

Дорога городу заказана, 
не ходят тут трамваи, 
как маслом степь намазана, 
холмы – как караваи. 

В победном мае выпив крепко 
недорогой трофейный шнапс, 
бродил я в поле, где сурепка 
цвела, а может – рапс. 

Сведя сравненье к бутерброду, 
охваченный красой нерусской, 
подумал: образы по ходу 
зачем-то связаны с закуской?.. 

Вот чтобы тема не угасла, 
покуда трепет не утих, 
из этой степи выжму масло – 
и напишу об этом стих.

Побег 

Кинув сходу пару сумок – 
глина, ямы да бугры – 
долго ехали угрюмо, 
дно, подвеску берегли. 

Постепенно степь светлела. 
Вышло солнце, новый день 
начинался, роща слева 
вдаль отбрасывала тень... 

Вскоре въехали на трассу. 
Из-под шин летела грязь. 
Дальше мчались как по маслу, 
успокоясь и смеясь...

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

За толстым слоем, что скрывает масло, 
За подмалёвком, грубым от мазков, 
Таится слой, что выписан прекрасно, 
Где виден нежный, выверенный тон. 
Он оттеняет трепетное небо 
И город, проступающий вдали. 
Здесь ходит ветер, раздвигая хлебы — 
В степи’ колосья, травы-ковыли. 
С передних планов, что ещё под краской, 
Уже заметна женская рука, 
Ещё немного видно, кто обласкан: 
Мужчина, с сединою на висках. 
Пусть образ нам её ещё не виден: 
Рука, подол, точёная ступня... 
Пейзаж, что открывается — невинен: 
Очарованье жанра для меня.

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Дымчато-серый задиристый кот 
В степь убежал от расправы. 
Ищет знакомый к реке поворот, 
Легкую вплавь переправу. 

Берег свободы: лежи и дыши 
В жарких сухих ковылях, и - 
Вскочит, к улову на запах спешит, 
Только чуть-чуть ковыляя. 

Лунная ночь приютилась в степях. 
Выглянул суслик и - в норку. 
Кот-непоседа глядит второпях 
В ближнюю даль дальнозорко. 

Мятный дымок - над костром рыбака. 
Поймана рыба - на леске. 
Мятлик степной заливает Луна 
Сливочно-масляным блеском.

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

Метёт. Шакалом вьюга воет, 
Пощёчин снежных слышен хруст, 
В лохмотьях небо, но живое, 
И воздух зимородством густ. 
Росою ледяною в губы 
Целует ветер, стынет грудь, 
Сбивает с ног объятьем грубым, 
От колких спазмов не вдохнуть... 
Морозным маслом пышный иней 
На окнах пишет божий сад. 
Сосульки, как слоновьи бивни, 
Вонзиться в душу норовят. 
Щенок впервые снег глотает, 
Уж лапы стали коченеть, 
Резвясь в своем собачьем рае, 
Забудет ледяную степь...

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Секрет победы 

Один в степи - не воин, се ля ви; 
поскольку в поле не пахал, не сеял, 
и миф о вечной к Родине любви 
своим бездействием в степи развеял. 

Мы ж так устроены, что флагами всегда 
лишь тем "бойцам за правду" рьяно машем, 
кто нас во всём устраивает, да; 
и каждого, кто "не...", клеймим "не нашим". 

И если масла вовремя подлить, 
чтоб стать на фоне всех ещё блестящей, 
то одного не трудно завалить, 
любую битву сделав настоящей. 

И вот уже соратники кричат: 
- Добей его! Он ненормальный, что ли? 
А он решил по-новому начать: 
не воевать, а просто сеять в поле. 

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Смотрит мой сосед Иван 
Масляными глазками – 
Вновь готовит мне капкан, 
Обольщает сказками. 

Комплименты – будто мёд. 
В сексуальном голоде 
Про снега в степи поёт, 
Как страдает в холоде: 

Смерть – без женского тепла. 
У него, хорошего, 
На любовь полно бабла – 
Купит не задёшево. 

Ночью мается без сна 
В холостяцкой участи… 
Тьфу! Изыди, сатана! 
Сдохни и не мучайся! 

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Метёт. Шакалом вьюга воет, 
Пощёчин снежных слышен хруст, 
В лохмотьях небо, но живое, 
И воздух зимородством густ. 
Росою ледяною в губы 
Целует ветер, стынет грудь, 
Сбивает с ног объятьем грубым, 
От колких спазмов не вдохнуть... 
Морозным маслом пышный иней 
На окнах пишет божий сад. 
Сосульки, как слоновьи бивни, 
Вонзиться в душу норовят. 
Щенок впервые снег глотает, 
Уж лапы стали коченеть, 
Резвясь в своем собачьем рае, 
Забудет ледяную степь...

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Там, где выцвели под снегом 
жизни скудные клочки, 
где тащились на телегах 
без дороги ямщики, 

обнажившая изнанку 
степь сурова и пуста, 
но теперь там спозаранку 
гул разносят провода. 

Провода приносят тайны, 
краткость фраз про боль, про мир, 
где не можешь раскататься 
без забот как в масле – сыр. 

Провода да телеграммы. 
Тоже редкость в наши дни! 
За горами, за долами 
истин бьющийся родник.

Секрет победы 

Один в степи - не воин, се ля ви; 
поскольку в поле не пахал, не сеял, 
и миф о вечной к Родине любви 
своим бездействием в степи развеял. 

Мы ж так устроены, что флагами всегда 
лишь тем "бойцам за правду" рьяно машем, 
кто нас во всём устраивает, да; 
и каждого, кто "не...", клеймим "не нашим". 

И если масла вовремя подлить, 
чтоб стать на фоне всех ещё блестящей, 
то одного не трудно завалить, 
любую битву сделав настоящей. 

И вот уже соратники кричат: 
- Добей его! Он ненормальный, что ли? 
А он решил по-новому начать: 
не воевать, а просто сеять в поле. 

Степь засыпает, повсюду рассыпала гривы. 
Трав золотисто-соломенных, пряных и тёплых. 
Словно по маслу Луна выплывает лениво. 
Вновь провожая в туманы птиц перелетных. 

Ветер шальной беспризорник с привкусом горькой полыни. 
День прогоняет, цветы на ковре рассыпая. 
Алые маки, да солнце - спелая дыня 
тает за горизонтом, в молочной волне плескаясь. 

Небо так близко, что кажется цвета шалфея. 
Донником белым разбросаны нежные тучи. 
Снова спускается вечер- синим воздушным змеем. 
Крылья над степью расправив птицей певучей.

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Смотрит мой сосед Иван 
Масляными глазками – 
Вновь готовит мне капкан, 
Обольщает сказками. 

Комплименты – будто мёд. 
В сексуальном голоде 
Про снега в степи поёт, 
Как страдает в холоде: 

Смерть – без женского тепла. 
У него, хорошего, 
На любовь полно бабла – 
Купит не задёшево. 

Ночью мается без сна 
В холостяцкой участи… 
Тьфу! Изыди, сатана! 
Сдохни и не мучайся! 

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Степная история 

В степи послышался звериный рык — 
Манул, который к людям не привык, 
Высказывал приезжим недовольство. 
Ну, а туристам всё напополам: 
Красавчика кота одна из дам 
Решила приласкать рукою в кольцах. 

Итог — известный знатокам степей: 
Рука-то есть, но нет теперь на ней 
Колец и пары пальцев — сообразно. 
Вот так закончился для дамы тур: 
Без брюликов и к чёрту маникюр — 
Наижутчайшая картина маслом.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Не в ту степь 

Картина маслом: дуб у лукоморья, 
Таскает леший в лодку карасей, 
Колдун и богатырь уже не спорят, 
А тридцать три пришли оравой всей 
К русалочке с приветом от Кащея, 
И с ними ихний дядька Черномор. 
Коту учёному царевна чешет шею, 
Зверьё невиданное вылезло из нор – 
И ну следить на тропках сокровенных 
В степи безлюдной, в девственном лесу… 
…И хоть бы кто сказал мне откровенно, 
Какую ахинею я несу!

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Дымчато-серый задиристый кот 
В степь убежал от расправы. 
Ищет знакомый к реке поворот, 
Легкую вплавь переправу. 

Берег свободы: лежи и дыши 
В жарких сухих ковылях, и - 
Вскочит, к улову на запах спешит, 
Только чуть-чуть ковыляя. 

Лунная ночь приютилась в степях. 
Выглянул суслик и - в норку. 
Кот-непоседа глядит второпях 
В ближнюю даль дальнозорко. 

Мятный дымок - над костром рыбака. 
Поймана рыба - на леске. 
Мятлик степной заливает Луна 
Сливочно-масляным блеском.

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Дымчато-серый задиристый кот 
В степь убежал от расправы. 
Ищет знакомый к реке поворот, 
Легкую вплавь переправу. 

Берег свободы: лежи и дыши 
В жарких сухих ковылях, и - 
Вскочит, к улову на запах спешит, 
Только чуть-чуть ковыляя. 

Лунная ночь приютилась в степях. 
Выглянул суслик и - в норку. 
Кот-непоседа глядит второпях 
В ближнюю даль дальнозорко. 

Мятный дымок - над костром рыбака. 
Поймана рыба - на леске. 
Мятлик степной заливает Луна 
Сливочно-масляным блеском.

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Бутерброд к шнапсу 

Дорога городу заказана, 
не ходят тут трамваи, 
как маслом степь намазана, 
холмы – как караваи. 

В победном мае выпив крепко 
недорогой трофейный шнапс, 
бродил я в поле, где сурепка 
цвела, а может – рапс. 

Сведя сравненье к бутерброду, 
охваченный красой нерусской, 
подумал: образы по ходу 
зачем-то связаны с закуской?.. 

Вот чтобы тема не угасла, 
покуда трепет не утих, 
из этой степи выжму масло – 
и напишу об этом стих.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

Секрет победы 

Один в степи - не воин, се ля ви; 
поскольку в поле не пахал, не сеял, 
и миф о вечной к Родине любви 
своим бездействием в степи развеял. 

Мы ж так устроены, что флагами всегда 
лишь тем "бойцам за правду" рьяно машем, 
кто нас во всём устраивает, да; 
и каждого, кто "не...", клеймим "не нашим". 

И если масла вовремя подлить, 
чтоб стать на фоне всех ещё блестящей, 
то одного не трудно завалить, 
любую битву сделав настоящей. 

И вот уже соратники кричат: 
- Добей его! Он ненормальный, что ли? 
А он решил по-новому начать: 
не воевать, а просто сеять в поле. 

Степь засыпает, повсюду рассыпала гривы. 
Трав золотисто-соломенных, пряных и тёплых. 
Словно по маслу Луна выплывает лениво. 
Вновь провожая в туманы птиц перелетных. 

Ветер шальной беспризорник с привкусом горькой полыни. 
День прогоняет, цветы на ковре рассыпая. 
Алые маки, да солнце - спелая дыня 
тает за горизонтом, в молочной волне плескаясь. 

Небо так близко, что кажется цвета шалфея. 
Донником белым разбросаны нежные тучи. 
Снова спускается вечер- синим воздушным змеем. 
Крылья над степью расправив птицей певучей.

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

Разгуляй. 

Эх, да в Масленый четверг разгулялся ухарь! 
Все манеры позабыл, выпив медовухи. 
Танцевал, частушки пел и катался с горки, 
Сто блинов я разом «смёл» с дуру со скатёрки. 

И немного гарцевал между дам красивых, 
Применяя свой багаж шуток обольстивых. 
А потом родной жене подарил подарки. 
Та в претензиях, во зле, выдала ремарки: 

«Ах, шкодливый ты кобель, вижу, разгулялся! 
Шёл бы степью ты отсель, ишь как извлюблялся»!... 
По пришествию домой стал, как одуванчик, 
И пред милою женой прыгал, как тушканчик. 

Степной волк 

По степи гуляет ветер, 
гладит лапами ковыль. 
Волк идёт и путь свой метит - 
напрямик через холмы, 
через длинные овраги, 
мимо острых жёлтых скал, 
от любого звука вздраги- 
вает, щеря злой оскал. 

Волка гонит жуткий голод, 
манят дома огоньки. 
Близко, рядом – очень скоро 
добежит он до реки, 
где кормился не однажды… 
Чует – заячьи следы… 
Подливает масла жажда 
и предчувствие воды.

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Учителка на природе 

Не рисуйся, Продухов!.. 
Цой, гляди под ноги!.. 
Степь полна подсолнухов – 
будут вам Ван Гоги! 

Второгодник Молохов, – 
бабочка на темечке!.. 
Степь полна подсолнухов – 
значит, будут семечки. 

Нынче что, фасон таков?.. 
Маша, истомилась?.. 
Степь полна подсолнухов – 
значит, будет силос. 

Повторю для олухов, 
чтобы стало ясно: 
степь полна подсолнухов – 
значит, будет масло... 

Побег 

Кинув сходу пару сумок – 
глина, ямы да бугры – 
долго ехали угрюмо, 
дно, подвеску берегли. 

Постепенно степь светлела. 
Вышло солнце, новый день 
начинался, роща слева 
вдаль отбрасывала тень... 

Вскоре въехали на трассу. 
Из-под шин летела грязь. 
Дальше мчались как по маслу, 
успокоясь и смеясь...

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

Секрет победы 

Один в степи - не воин, се ля ви; 
поскольку в поле не пахал, не сеял, 
и миф о вечной к Родине любви 
своим бездействием в степи развеял. 

Мы ж так устроены, что флагами всегда 
лишь тем "бойцам за правду" рьяно машем, 
кто нас во всём устраивает, да; 
и каждого, кто "не...", клеймим "не нашим". 

И если масла вовремя подлить, 
чтоб стать на фоне всех ещё блестящей, 
то одного не трудно завалить, 
любую битву сделав настоящей. 

И вот уже соратники кричат: 
- Добей его! Он ненормальный, что ли? 
А он решил по-новому начать: 
не воевать, а просто сеять в поле. 

Степь засыпает, повсюду рассыпала гривы. 
Трав золотисто-соломенных, пряных и тёплых. 
Словно по маслу Луна выплывает лениво. 
Вновь провожая в туманы птиц перелетных. 

Ветер шальной беспризорник с привкусом горькой полыни. 
День прогоняет, цветы на ковре рассыпая. 
Алые маки, да солнце - спелая дыня 
тает за горизонтом, в молочной волне плескаясь. 

Небо так близко, что кажется цвета шалфея. 
Донником белым разбросаны нежные тучи. 
Снова спускается вечер- синим воздушным змеем. 
Крылья над степью расправив птицей певучей.

Метёт. Шакалом вьюга воет, 
Пощёчин снежных слышен хруст, 
В лохмотьях небо, но живое, 
И воздух зимородством густ. 
Росою ледяною в губы 
Целует ветер, стынет грудь, 
Сбивает с ног объятьем грубым, 
От колких спазмов не вдохнуть... 
Морозным маслом пышный иней 
На окнах пишет божий сад. 
Сосульки, как слоновьи бивни, 
Вонзиться в душу норовят. 
Щенок впервые снег глотает, 
Уж лапы стали коченеть, 
Резвясь в своем собачьем рае, 
Забудет ледяную степь...

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Степная птица 

Как-то Бог послал кусочек масла 
Прям на лисий тоненький носок. 
Забралась под ветку краснотала 
Не успела облизнуться... Скок… 
К ней ворона – чёрная, как метка: 
Как прошёл ваш журавлиный сбор? 
Из графина кушала креветки?! 
Наливали масло на фарфор?! 
Видно, ты кума, не понимаешь, 
Что не птица ты, как не кружись. 
Наш полёт всепреодолевающ, 
А погоня за хвостом – не жизнь! 

В ветках ковш прикинется часами, 
Янтарём покажется станица, 
И лиса с янтарными глазами 
оттолкнётся, как степная птица…

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

Секрет победы 

Один в степи - не воин, се ля ви; 
поскольку в поле не пахал, не сеял, 
и миф о вечной к Родине любви 
своим бездействием в степи развеял. 

Мы ж так устроены, что флагами всегда 
лишь тем "бойцам за правду" рьяно машем, 
кто нас во всём устраивает, да; 
и каждого, кто "не...", клеймим "не нашим". 

И если масла вовремя подлить, 
чтоб стать на фоне всех ещё блестящей, 
то одного не трудно завалить, 
любую битву сделав настоящей. 

И вот уже соратники кричат: 
- Добей его! Он ненормальный, что ли? 
А он решил по-новому начать: 
не воевать, а просто сеять в поле. 

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Степной волк 

По степи гуляет ветер, 
гладит лапами ковыль. 
Волк идёт и путь свой метит - 
напрямик через холмы, 
через длинные овраги, 
мимо острых жёлтых скал, 
от любого звука вздраги- 
вает, щеря злой оскал. 

Волка гонит жуткий голод, 
манят дома огоньки. 
Близко, рядом – очень скоро 
добежит он до реки, 
где кормился не однажды… 
Чует – заячьи следы… 
Подливает масла жажда 
и предчувствие воды.

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Дымчато-серый задиристый кот 
В степь убежал от расправы. 
Ищет знакомый к реке поворот, 
Легкую вплавь переправу. 

Берег свободы: лежи и дыши 
В жарких сухих ковылях, и - 
Вскочит, к улову на запах спешит, 
Только чуть-чуть ковыляя. 

Лунная ночь приютилась в степях. 
Выглянул суслик и - в норку. 
Кот-непоседа глядит второпях 
В ближнюю даль дальнозорко. 

Мятный дымок - над костром рыбака. 
Поймана рыба - на леске. 
Мятлик степной заливает Луна 
Сливочно-масляным блеском.

Учителка на природе 

Не рисуйся, Продухов!.. 
Цой, гляди под ноги!.. 
Степь полна подсолнухов – 
будут вам Ван Гоги! 

Второгодник Молохов, – 
бабочка на темечке!.. 
Степь полна подсолнухов – 
значит, будут семечки. 

Нынче что, фасон таков?.. 
Маша, истомилась?.. 
Степь полна подсолнухов – 
значит, будет силос. 

Повторю для олухов, 
чтобы стало ясно: 
степь полна подсолнухов – 
значит, будет масло... 

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Не в ту степь 

Картина маслом: дуб у лукоморья, 
Таскает леший в лодку карасей, 
Колдун и богатырь уже не спорят, 
А тридцать три пришли оравой всей 
К русалочке с приветом от Кащея, 
И с ними ихний дядька Черномор. 
Коту учёному царевна чешет шею, 
Зверьё невиданное вылезло из нор – 
И ну следить на тропках сокровенных 
В степи безлюдной, в девственном лесу… 
…И хоть бы кто сказал мне откровенно, 
Какую ахинею я несу!

Степь засыпает, повсюду рассыпала гривы. 
Трав золотисто-соломенных, пряных и тёплых. 
Словно по маслу Луна выплывает лениво. 
Вновь провожая в туманы птиц перелетных. 

Ветер шальной беспризорник с привкусом горькой полыни. 
День прогоняет, цветы на ковре рассыпая. 
Алые маки, да солнце - спелая дыня 
тает за горизонтом, в молочной волне плескаясь. 

Небо так близко, что кажется цвета шалфея. 
Донником белым разбросаны нежные тучи. 
Снова спускается вечер- синим воздушным змеем. 
Крылья над степью расправив птицей певучей.

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

За толстым слоем, что скрывает масло, 
За подмалёвком, грубым от мазков, 
Таится слой, что выписан прекрасно, 
Где виден нежный, выверенный тон. 
Он оттеняет трепетное небо 
И город, проступающий вдали. 
Здесь ходит ветер, раздвигая хлебы — 
В степи’ колосья, травы-ковыли. 
С передних планов, что ещё под краской, 
Уже заметна женская рука, 
Ещё немного видно, кто обласкан: 
Мужчина, с сединою на висках. 
Пусть образ нам её ещё не виден: 
Рука, подол, точёная ступня... 
Пейзаж, что открывается — невинен: 
Очарованье жанра для меня.

Метёт. Шакалом вьюга воет, 
Пощёчин снежных слышен хруст, 
В лохмотьях небо, но живое, 
И воздух зимородством густ. 
Росою ледяною в губы 
Целует ветер, стынет грудь, 
Сбивает с ног объятьем грубым, 
От колких спазмов не вдохнуть... 
Морозным маслом пышный иней 
На окнах пишет божий сад. 
Сосульки, как слоновьи бивни, 
Вонзиться в душу норовят. 
Щенок впервые снег глотает, 
Уж лапы стали коченеть, 
Резвясь в своем собачьем рае, 
Забудет ледяную степь...

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Степная история 

В степи послышался звериный рык — 
Манул, который к людям не привык, 
Высказывал приезжим недовольство. 
Ну, а туристам всё напополам: 
Красавчика кота одна из дам 
Решила приласкать рукою в кольцах. 

Итог — известный знатокам степей: 
Рука-то есть, но нет теперь на ней 
Колец и пары пальцев — сообразно. 
Вот так закончился для дамы тур: 
Без брюликов и к чёрту маникюр — 
Наижутчайшая картина маслом.

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Секрет победы 

Один в степи - не воин, се ля ви; 
поскольку в поле не пахал, не сеял, 
и миф о вечной к Родине любви 
своим бездействием в степи развеял. 

Мы ж так устроены, что флагами всегда 
лишь тем "бойцам за правду" рьяно машем, 
кто нас во всём устраивает, да; 
и каждого, кто "не...", клеймим "не нашим". 

И если масла вовремя подлить, 
чтоб стать на фоне всех ещё блестящей, 
то одного не трудно завалить, 
любую битву сделав настоящей. 

И вот уже соратники кричат: 
- Добей его! Он ненормальный, что ли? 
А он решил по-новому начать: 
не воевать, а просто сеять в поле. 

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Степная птица 

Как-то Бог послал кусочек масла 
Прям на лисий тоненький носок. 
Забралась под ветку краснотала 
Не успела облизнуться... Скок… 
К ней ворона – чёрная, как метка: 
Как прошёл ваш журавлиный сбор? 
Из графина кушала креветки?! 
Наливали масло на фарфор?! 
Видно, ты кума, не понимаешь, 
Что не птица ты, как не кружись. 
Наш полёт всепреодолевающ, 
А погоня за хвостом – не жизнь! 

В ветках ковш прикинется часами, 
Янтарём покажется станица, 
И лиса с янтарными глазами 
оттолкнётся, как степная птица…

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Степная история 

В степи послышался звериный рык — 
Манул, который к людям не привык, 
Высказывал приезжим недовольство. 
Ну, а туристам всё напополам: 
Красавчика кота одна из дам 
Решила приласкать рукою в кольцах. 

Итог — известный знатокам степей: 
Рука-то есть, но нет теперь на ней 
Колец и пары пальцев — сообразно. 
Вот так закончился для дамы тур: 
Без брюликов и к чёрту маникюр — 
Наижутчайшая картина маслом.

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Не в ту степь 

Картина маслом: дуб у лукоморья, 
Таскает леший в лодку карасей, 
Колдун и богатырь уже не спорят, 
А тридцать три пришли оравой всей 
К русалочке с приветом от Кащея, 
И с ними ихний дядька Черномор. 
Коту учёному царевна чешет шею, 
Зверьё невиданное вылезло из нор – 
И ну следить на тропках сокровенных 
В степи безлюдной, в девственном лесу… 
…И хоть бы кто сказал мне откровенно, 
Какую ахинею я несу!

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Не в ту степь 

Картина маслом: дуб у лукоморья, 
Таскает леший в лодку карасей, 
Колдун и богатырь уже не спорят, 
А тридцать три пришли оравой всей 
К русалочке с приветом от Кащея, 
И с ними ихний дядька Черномор. 
Коту учёному царевна чешет шею, 
Зверьё невиданное вылезло из нор – 
И ну следить на тропках сокровенных 
В степи безлюдной, в девственном лесу… 
…И хоть бы кто сказал мне откровенно, 
Какую ахинею я несу!

Медальон 

- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь, 
степь взглядом обвёл и добавил: 
- Ты малость 
на мати похожа. Я помню немножко: 
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку… 
А после в детдом… 
Посмотри, 
в мелколесье цветы горицвета… 
Там были – в Одессе... 
Здесь – макам раздолье, мозаика красок. 
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса. 
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню… 
Вокзал, суматоху и сотни бездомных. 
Как мыли нас после, как ели нас вши. 
Потом карантин, манка с маслом, Карши… 
Верблюд на базаре, огромные дыни 
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий. 
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, - 
дед снял медальон, - ты похожа. 
Я – старый…

За толстым слоем, что скрывает масло, 
За подмалёвком, грубым от мазков, 
Таится слой, что выписан прекрасно, 
Где виден нежный, выверенный тон. 
Он оттеняет трепетное небо 
И город, проступающий вдали. 
Здесь ходит ветер, раздвигая хлебы — 
В степи’ колосья, травы-ковыли. 
С передних планов, что ещё под краской, 
Уже заметна женская рука, 
Ещё немного видно, кто обласкан: 
Мужчина, с сединою на висках. 
Пусть образ нам её ещё не виден: 
Рука, подол, точёная ступня... 
Пейзаж, что открывается — невинен: 
Очарованье жанра для меня.

Там, где выцвели под снегом 
жизни скудные клочки, 
где тащились на телегах 
без дороги ямщики, 

обнажившая изнанку 
степь сурова и пуста, 
но теперь там спозаранку 
гул разносят провода. 

Провода приносят тайны, 
краткость фраз про боль, про мир, 
где не можешь раскататься 
без забот как в масле – сыр. 

Провода да телеграммы. 
Тоже редкость в наши дни! 
За горами, за долами 
истин бьющийся родник.

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

Дальнобойщик 

ты вернёшься, когда по степи 
колокольный рассыплется звон. 
детвора будет крепость лепить, 
блинный запах лететь из окон. 
из промасленной робы своей, 
ни минуты не мешкая, ты, 
стылый иней снимая с бровей, 
полевые достанешь цветы.

Не в ту степь 

Картина маслом: дуб у лукоморья, 
Таскает леший в лодку карасей, 
Колдун и богатырь уже не спорят, 
А тридцать три пришли оравой всей 
К русалочке с приветом от Кащея, 
И с ними ихний дядька Черномор. 
Коту учёному царевна чешет шею, 
Зверьё невиданное вылезло из нор – 
И ну следить на тропках сокровенных 
В степи безлюдной, в девственном лесу… 
…И хоть бы кто сказал мне откровенно, 
Какую ахинею я несу!

Лесостепь. Картина маслом 

Маслом на холсте блестит трава - 
Мягкая, пахучая, лесная. 
Как ты был не прав! Как я права, 
Нехотя из дома уезжая! 
В сизой дымке - пыльный городок, 
Из него мы вырвались на волю, 
Истоптали тысячи дорог, 
Потеряв и этот лес, и поле, 
Эту степь, серебряный ковыль, 
Запах по-весеннему духмяный... 
Мы с тобой давно уже на «Вы» - 
Вражеских фрегатов капитаны, 
Бороздим рутинный океан, 
Новая у каждого команда. 
Зеленеет в раме Казахстан 
В душном доме горе-иммигранта.

Хуторок в степи

Однажды нас влечёт уйти от всех,
и от себя самих вчерашних версий,
а собственный железный дровосек
внутри не унимается, хоть тресни.
Когда найду твой хуторок в степи,
где говорящи зеркало да эхо,
азартно заучившее сто пи,
тогда пойму, в какую глушь уехал.
Ну, что ж...Творцы предпочитают стерв,
лишь на бумаге славя добродетель,
увы, но мастерстве поднаторев,
ранимы и чувствительны, как дети.

Не розами усыпан торный путь.
Не катит жизнь-телега, как по маслу.
Поверь в себя, найдётся кто-нибудь,
кто не сочтёт твою печаль напрасной. 

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…

Смотрит мой сосед Иван 
Масляными глазками – 
Вновь готовит мне капкан, 
Обольщает сказками. 

Комплименты – будто мёд. 
В сексуальном голоде 
Про снега в степи поёт, 
Как страдает в холоде: 

Смерть – без женского тепла. 
У него, хорошего, 
На любовь полно бабла – 
Купит не задёшево. 

Ночью мается без сна 
В холостяцкой участи… 
Тьфу! Изыди, сатана! 
Сдохни и не мучайся! 

Я маслом не пишу, пишу мечты словами: 
Зелёная трава и рыжий пёс у ног, 
А степь полна цветов живых, хмельных, духмяных. 
Подсолнухи цветут, и снится им Ван Гог. 

Я маслом не пишу, я кистью - не умею. 
Но море опишу лазурью неземной, 
Словами рисовать - чудесная затея: 
Картинам не страшны ни сырость, и ни зной!

Побег 

Кинув сходу пару сумок – 
глина, ямы да бугры – 
долго ехали угрюмо, 
дно, подвеску берегли. 

Постепенно степь светлела. 
Вышло солнце, новый день 
начинался, роща слева 
вдаль отбрасывала тень... 

Вскоре въехали на трассу. 
Из-под шин летела грязь. 
Дальше мчались как по маслу, 
успокоясь и смеясь...

ухожу в своё детство 

степь родная, донецкая, 
ширь бескрайних полей… 
ухожу в своё детство я 
по высокой траве 
через речку, бегущую 
между плачущих ив, 
по мосточку скрипучему… 
мимо старых могил… 
в дом, где вкусные запахи, 
намаслённый пирог, 
наспех съеденный завтрак и 
вновь вояж за порог - 
в сад, где скачут кузнечики 
краснокрылки в траве… 
одного искалечить и 
до утра прореветь… 

Мне бы... 

Мне бы соврать, подмаслить 
сладким елеем речь… 
Жить по закону страсти – 
ночь написать и сжечь. 
Смысл не искать – напрасно… 
На острие ножа 
явной зарубки счастья 
нет – только пыль и ржа. 
Стать бы речушкой горной, 
ящеркой, сон-травой, 
степью у ног… Подлёдной 
рыбкой, едва живой. 
Мне бы соврать и в омут, 
и не расти трава… 
Чтоб у дурман-черёмух 
вновь нарубить дрова…

Разгуляй. 

Эх, да в Масленый четверг разгулялся ухарь! 
Все манеры позабыл, выпив медовухи. 
Танцевал, частушки пел и катался с горки, 
Сто блинов я разом «смёл» с дуру со скатёрки. 

И немного гарцевал между дам красивых, 
Применяя свой багаж шуток обольстивых. 
А потом родной жене подарил подарки. 
Та в претензиях, во зле, выдала ремарки: 

«Ах, шкодливый ты кобель, вижу, разгулялся! 
Шёл бы степью ты отсель, ишь как извлюблялся»!... 
По пришествию домой стал, как одуванчик, 
И пред милою женой прыгал, как тушканчик. 

Степной волк 

По степи гуляет ветер, 
гладит лапами ковыль. 
Волк идёт и путь свой метит - 
напрямик через холмы, 
через длинные овраги, 
мимо острых жёлтых скал, 
от любого звука вздраги- 
вает, щеря злой оскал. 

Волка гонит жуткий голод, 
манят дома огоньки. 
Близко, рядом – очень скоро 
добежит он до реки, 
где кормился не однажды… 
Чует – заячьи следы… 
Подливает масла жажда 
и предчувствие воды.

Метёт. Шакалом вьюга воет, 
Пощёчин снежных слышен хруст, 
В лохмотьях небо, но живое, 
И воздух зимородством густ. 
Росою ледяною в губы 
Целует ветер, стынет грудь, 
Сбивает с ног объятьем грубым, 
От колких спазмов не вдохнуть... 
Морозным маслом пышный иней 
На окнах пишет божий сад. 
Сосульки, как слоновьи бивни, 
Вонзиться в душу норовят. 
Щенок впервые снег глотает, 
Уж лапы стали коченеть, 
Резвясь в своем собачьем рае, 
Забудет ледяную степь...

Дремлет пёс у дома на цепи. 
Нежно, как растопленное масло, 
Льётся летний вечер по степи. 
Бабы собираются у прясла. 

Кончены домашние дела, 
Встречен муж, подоены коровы… 
Вон соседка Анна подошла – 
Обсуждает с Веркою обновы. 

Вон идёт кума – платок цветист… 
В церкви звоны. Мир и благолепье. 
А придёт Петруша-гармонист, 
И польётся песня по-над степью. 

Дача 

Алое солнце вкручивается в горизонт, 
Тени построек выросли, чтоб исчезнуть. 
Тихо, нехолодно, только вот не сезон. 
Лето ушло, и звать его бесполезно. 

Петли калитки обмаслены, не скрипят. 
Песни им петь лишь в следующем апреле. 
Дача. Хрущёвско-брежневский артефакт. 
В этом году полста и пять. Неужели?! 

Всё здесь нелепо, странно и как-нибудь – 
Грядки, цветник, «буржуйка» и столбик дыма. 
Водники, Краснодзержинцы, Степные… суть 
Вашего существования необъяснима. 

Молча иду к машине. Жизнь, как у всех – 
Будни, субботы, баня, зима и лето. 
Тень моя тоже выросла и совсем 
Скоро уйдет до завтрашнего рассвета.

В той степи 

Тулуп натуральный, да, жалко, не длинный, 
И я до скелета промёрз. 
Январь, понедельник, метель, холодина, 
До дома - немерено вёрст. 

Понуро стою на казахской таможне, 
А думал, что всё на мази. 
Рядятся сотрудники, можно-не можно 
Горчичное масло ввозить. 

Решает служака неспешно и важно, 
Отправить ли груз мой под пресс. 
Степные ветра развевают бумажки, 
А также надежду на въезд. 

Сую документы, но всё безуспешно, 
Таможенник хмуро молчит. 
Не ждите, родные, несчастный ипешник 
Замёрзнет в степи, как ямщик...

Светка. 

- Нарублю ещё, как спалишь - 
Не в степи живём, соседка! 
- Отдохни, топор расплавишь! - 
Мне с крыльца смеётся Светка. 

Сладкий чай и булка с маслом, 
Карамель в хрустальной вазе, 
В настроении прекрасном 
Мы беседуем о разном. 

Светка тоже одинока — 
Лет, как десять, овдовела… 
Муж покойный – парень дока! – 
Был весёлый и умелый. 

Он был смысл её и остов, 
И она его всё любит... 
Потому мне с ней так просто, 
Потому – всё так и будет…