Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье

Жил Упыльюса Балбосс. Полосатый как матлас.
На поляне дальней коз уклопитековых пас.
Насосется молока, шкулу сделнет с той, с длугой.
Он тех коз пасет пока – в небе ладуга дугой,
В небе солнышко блестит. Козам нлавится пейзаж.
Их Упыльюса доИт до седьмого вымя аж.
Козы ж козы, не забудь. Плолетают годы, дни.
За Упыльюсою в путь слепо шествуют они.
В стаде есть свои козлы. По козлу на сотню душ.
Лядом лыщут волки злы, невозможно стлашно уж.
Но Упыльюса благой, плюс козлы его бойцы,
Бдят за каждою козой. Словом – нечисть! молодцы!
Если челная коза вдлуг затешится в налод,
Так с нее Упыльюса тут же шкулу и сделет.
Так идут они гултом за Балбоссом в светлый путь,
Позабыли где их дом. Ну и ты пло них забудь!..

просто глаза, улыбка, поза – совсем немного,
но достаточно для ужасающей тишины
чей же ты – вестник? аггел? посланник какого бога –
а может быть, сатаны?

дни, которых коснулся, идут иначе
адские твари смолкают в страхе, почуяв след -
кого будешь ненавидеть, о милый мальчик,
текущую сотню лет?

тебе – превращать в руины чьи-то эдемы
одной своей жизнью, намеком, именем зла –
ты просто смотришь и ждешь, сероглазый демон,
терпеливый, как под ударами волн скала

бессильны крест и кинжал, и экзорцист сломан,
и ветром палящим стелется над травой
нет, совсем не аминь, но омен –
выдох небрежный твой

Жил Упыльюса Балбосс. Полосатый как матлас.
На поляне дальней коз уклопитековых пас.
Насосется молока, шкулу сделнет с той, с длугой.
Он тех коз пасет пока – в небе ладуга дугой,
В небе солнышко блестит. Козам нлавится пейзаж.
Их Упыльюса доИт до седьмого вымя аж.
Козы ж козы, не забудь. Плолетают годы, дни.
За Упыльюсою в путь слепо шествуют они.
В стаде есть свои козлы. По козлу на сотню душ.
Лядом лыщут волки злы, невозможно стлашно уж.
Но Упыльюса благой, плюс козлы его бойцы,
Бдят за каждою козой. Словом – нечисть! молодцы!
Если челная коза вдлуг затешится в налод,
Так с нее Упыльюса тут же шкулу и сделет.
Так идут они гултом за Балбоссом в светлый путь,
Позабыли где их дом. Ну и ты пло них забудь!..

Не друг - но бес, мы шапошно знакомы,
Он лучший из докучливых менял.
Не набирая номер телефона -
руководит делами за меня.
Безлик неведом он меня издёргал:
- Не делай то, а делай так. Скорей!
По факту абонентом три шестёрки
бываю я, в аду б ему гореть.

Но есть во мне другая половина:
она тверда разумна и мудра,
свой быт я приношу и жду с повинной
без промедленья с раннего утра.
И вновь люблю людей и этот город.
Одетый в осень мокрый и нагой.
Он, заспанный, испытывает голод,
проспектами на близкий гул шагов.
И, улыбаясь звуку женских шпилек
машинами роняя тёплый дым.
Он, старый, мнится любящим и милым,
омытым светом, свежим, молодым.

Стою. Прошу. Молю под образами.
То не друзья - они его враги.
Мы с ними нынче зверю отказали.
Я не ответил, значит он погиб.

Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье

Я и сам бы поверил с трудом,
Если было бы всё не со мной:
У меня под рабочим столом
Поселился чудной офисной.
То рассыплет из папки листы,
То испишет полручки за ночь,
То сгрызёт на окошке цветы
(Он до кактусов сильно охоч),
То застопорит ксерокс опять,
То подсунет чужой черновик,
То жевачкой заклеит тетрадь -
Вот такой вот ночной озорник.
Я подход к нему, в общем, нашёл:
По утрам приходя в кабинет,
Первым делом пихаю под стол
Корку хлеба и пару конфет.
Верю я: приношение съев,
Он удачу подарит в делах.
Пусть косятся коллеги и шеф,
С офисным у меня мир и лад!

Она приходит, когда угасает свет,
И тени молча качаются до утра,
А утром след на зеркале - лёгкий след
Её ладони и шёпот чуть слышный - Мируа́.

Ты можешь думать, что это — волшебный сон,
Ты будешь делать уныло свои дела
И торопиться, услышав вечерний звон,
Уснуть скорее, чтоб снова она пришла.

Зеркальный блеск оживает в её глазах,
Когда она склоняется над тобой,
И ты, стыдясь за невольный страх,
Твердишь - ты послана мне самой судьбой.

Так ночь за ночью — и нет больше силы ждать,
И ты спешишь на зов, ты уходишь с ней
В зеркальный мир, что призрачен, как вода,
Чтоб стать одной из прозрачных его теней

Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье

Я и сам бы поверил с трудом,
Если было бы всё не со мной:
У меня под рабочим столом
Поселился чудной офисной.
То рассыплет из папки листы,
То испишет полручки за ночь,
То сгрызёт на окошке цветы
(Он до кактусов сильно охоч),
То застопорит ксерокс опять,
То подсунет чужой черновик,
То жевачкой заклеит тетрадь -
Вот такой вот ночной озорник.
Я подход к нему, в общем, нашёл:
По утрам приходя в кабинет,
Первым делом пихаю под стол
Корку хлеба и пару конфет.
Верю я: приношение съев,
Он удачу подарит в делах.
Пусть косятся коллеги и шеф,
С офисным у меня мир и лад!

просто глаза, улыбка, поза – совсем немного,
но достаточно для ужасающей тишины
чей же ты – вестник? аггел? посланник какого бога –
а может быть, сатаны?

дни, которых коснулся, идут иначе
адские твари смолкают в страхе, почуяв след -
кого будешь ненавидеть, о милый мальчик,
текущую сотню лет?

тебе – превращать в руины чьи-то эдемы
одной своей жизнью, намеком, именем зла –
ты просто смотришь и ждешь, сероглазый демон,
терпеливый, как под ударами волн скала

бессильны крест и кинжал, и экзорцист сломан,
и ветром палящим стелется над травой
нет, совсем не аминь, но омен –
выдох небрежный твой

Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье

просто глаза, улыбка, поза – совсем немного,
но достаточно для ужасающей тишины
чей же ты – вестник? аггел? посланник какого бога –
а может быть, сатаны?

дни, которых коснулся, идут иначе
адские твари смолкают в страхе, почуяв след -
кого будешь ненавидеть, о милый мальчик,
текущую сотню лет?

тебе – превращать в руины чьи-то эдемы
одной своей жизнью, намеком, именем зла –
ты просто смотришь и ждешь, сероглазый демон,
терпеливый, как под ударами волн скала

бессильны крест и кинжал, и экзорцист сломан,
и ветром палящим стелется над травой
нет, совсем не аминь, но омен –
выдох небрежный твой

Она приходит, когда угасает свет,
И тени молча качаются до утра,
А утром след на зеркале - лёгкий след
Её ладони и шёпот чуть слышный - Мируа́.

Ты можешь думать, что это — волшебный сон,
Ты будешь делать уныло свои дела
И торопиться, услышав вечерний звон,
Уснуть скорее, чтоб снова она пришла.

Зеркальный блеск оживает в её глазах,
Когда она склоняется над тобой,
И ты, стыдясь за невольный страх,
Твердишь - ты послана мне самой судьбой.

Так ночь за ночью — и нет больше силы ждать,
И ты спешишь на зов, ты уходишь с ней
В зеркальный мир, что призрачен, как вода,
Чтоб стать одной из прозрачных его теней

Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье

просто глаза, улыбка, поза – совсем немного,
но достаточно для ужасающей тишины
чей же ты – вестник? аггел? посланник какого бога –
а может быть, сатаны?

дни, которых коснулся, идут иначе
адские твари смолкают в страхе, почуяв след -
кого будешь ненавидеть, о милый мальчик,
текущую сотню лет?

тебе – превращать в руины чьи-то эдемы
одной своей жизнью, намеком, именем зла –
ты просто смотришь и ждешь, сероглазый демон,
терпеливый, как под ударами волн скала

бессильны крест и кинжал, и экзорцист сломан,
и ветром палящим стелется над травой
нет, совсем не аминь, но омен –
выдох небрежный твой

Она приходит, когда угасает свет,
И тени молча качаются до утра,
А утром след на зеркале - лёгкий след
Её ладони и шёпот чуть слышный - Мируа́.

Ты можешь думать, что это — волшебный сон,
Ты будешь делать уныло свои дела
И торопиться, услышав вечерний звон,
Уснуть скорее, чтоб снова она пришла.

Зеркальный блеск оживает в её глазах,
Когда она склоняется над тобой,
И ты, стыдясь за невольный страх,
Твердишь - ты послана мне самой судьбой.

Так ночь за ночью — и нет больше силы ждать,
И ты спешишь на зов, ты уходишь с ней
В зеркальный мир, что призрачен, как вода,
Чтоб стать одной из прозрачных его теней

Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье

просто глаза, улыбка, поза – совсем немного,
но достаточно для ужасающей тишины
чей же ты – вестник? аггел? посланник какого бога –
а может быть, сатаны?

дни, которых коснулся, идут иначе
адские твари смолкают в страхе, почуяв след -
кого будешь ненавидеть, о милый мальчик,
текущую сотню лет?

тебе – превращать в руины чьи-то эдемы
одной своей жизнью, намеком, именем зла –
ты просто смотришь и ждешь, сероглазый демон,
терпеливый, как под ударами волн скала

бессильны крест и кинжал, и экзорцист сломан,
и ветром палящим стелется над травой
нет, совсем не аминь, но омен –
выдох небрежный твой

Жил Упыльюса Балбосс. Полосатый как матлас.
На поляне дальней коз уклопитековых пас.
Насосется молока, шкулу сделнет с той, с длугой.
Он тех коз пасет пока – в небе ладуга дугой,
В небе солнышко блестит. Козам нлавится пейзаж.
Их Упыльюса доИт до седьмого вымя аж.
Козы ж козы, не забудь. Плолетают годы, дни.
За Упыльюсою в путь слепо шествуют они.
В стаде есть свои козлы. По козлу на сотню душ.
Лядом лыщут волки злы, невозможно стлашно уж.
Но Упыльюса благой, плюс козлы его бойцы,
Бдят за каждою козой. Словом – нечисть! молодцы!
Если челная коза вдлуг затешится в налод,
Так с нее Упыльюса тут же шкулу и сделет.
Так идут они гултом за Балбоссом в светлый путь,
Позабыли где их дом. Ну и ты пло них забудь!..

Она приходит, когда угасает свет,
И тени молча качаются до утра,
А утром след на зеркале - лёгкий след
Её ладони и шёпот чуть слышный - Мируа́.

Ты можешь думать, что это — волшебный сон,
Ты будешь делать уныло свои дела
И торопиться, услышав вечерний звон,
Уснуть скорее, чтоб снова она пришла.

Зеркальный блеск оживает в её глазах,
Когда она склоняется над тобой,
И ты, стыдясь за невольный страх,
Твердишь - ты послана мне самой судьбой.

Так ночь за ночью — и нет больше силы ждать,
И ты спешишь на зов, ты уходишь с ней
В зеркальный мир, что призрачен, как вода,
Чтоб стать одной из прозрачных его теней

Не ходи к реке, не ищи невест,
выходящих в туман на сушу,
под водой дрожит странный донный свет,
и поют речьи, тянут душу,
синих губ оскал навсегда свело,
и ракушки - на тонких шеях,
растрепал поток бледный шёлк волос,
а глаза полны отражений,
закричит сова и вскипят ручьи,
души в полночь глухую канут -
но зовут, зовут и плетут речьи
у реки ночами туманы...
под водой дрожит странный донный свет
И чернеет глазницами череп
не ходи к реке, не ищи, не верь
голосам журчащим в теченье