Вот так летишь вниз головой, 
а в голове шумит прибой, 
и рыбы, вместо голубей, 
к ладони тянутся твоей, 
а в ней ни крошки хлеба - 
лишь небо, небо, небо. 

А в нём /читай/ закат и кровь - 
всё алым, алым и любовь 
горит лазоревым цветком. 
И не заплачут ни о ком 
степные пеликаны 
протяжно и гортанно, 

когда ты, голову подняв, 
ногами спустишься в анклав 
кухаркиного царства - 
земное постоянство.

Бежал проспектом резвый дождь, 
А капли собирались в лужи. 
Нестройный шум хотелось слушать, 
Набросив старый макинтош, 
Бродить по городу. И кровь, 
И нервы небом успокоить. 
Да зонт купить, чтоб мы бы двое 
Под ним шептали про любовь… 

Охвачены безумием любви, 
Стремимся на предельных скоростях, 
Года и расстояния скостя, 
Врасти в любимых Спасом на крови. 
Хранить в себе их всем нутром своим. 
И отпускать, мгновение спустя, 
Не веря в то, что боги не простят 
Простого счастья смертных половин. 

Без повода и видимых причин 
Люблю врага из племени мужчин 
Безумно, бестолково, безрассудно. 
Для амазонки - жуткий моветон, 
Но мне плевать, что станется потом. 
Пока люблю. Свята и неподсудна.

Плакала пела почти не 
Слышно зовёт не знает имени 
Шорохи камышиные в тине 
В иле придонные воды синие 
Лю бо... лю бо... лю бо... Вью 
венком заплетаю речками 
Травами прорастаю кровью 
А она всё плачет, мечется 
Выросли кукушкины слёзки 
Шелестят шепчутся перекати-поле 
на ветрах уносит 
Лю бо лю бо лю... больно 
Корни вью сквозь камни не пой 
Винные ягоды алые спелые 
Кровиночкой падает 
ягода птица пела ей 
Лю бо...

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Бежал проспектом резвый дождь, 
А капли собирались в лужи. 
Нестройный шум хотелось слушать, 
Набросив старый макинтош, 
Бродить по городу. И кровь, 
И нервы небом успокоить. 
Да зонт купить, чтоб мы бы двое 
Под ним шептали про любовь… 

Охвачены безумием любви, 
Стремимся на предельных скоростях, 
Года и расстояния скостя, 
Врасти в любимых Спасом на крови. 
Хранить в себе их всем нутром своим. 
И отпускать, мгновение спустя, 
Не веря в то, что боги не простят 
Простого счастья смертных половин. 

Без повода и видимых причин 
Люблю врага из племени мужчин 
Безумно, бестолково, безрассудно. 
Для амазонки - жуткий моветон, 
Но мне плевать, что станется потом. 
Пока люблю. Свята и неподсудна.

Рифмы с "любовью" 
Собственной кровью 
Я орошаю 
И приглашаю 
Славных поэтов, 
Прячущих где-то 
В трюмах подлодок 
Сотни находок. 
В каждом зимовье 
Это сословье 
Тратит здоровье: 
Рифма с "любовью" 
Им не даётся: 
Тонко и рвётся...

Плакала пела почти не 
Слышно зовёт не знает имени 
Шорохи камышиные в тине 
В иле придонные воды синие 
Лю бо... лю бо... лю бо... Вью 
венком заплетаю речками 
Травами прорастаю кровью 
А она всё плачет, мечется 
Выросли кукушкины слёзки 
Шелестят шепчутся перекати-поле 
на ветрах уносит 
Лю бо лю бо лю... больно 
Корни вью сквозь камни не пой 
Винные ягоды алые спелые 
Кровиночкой падает 
ягода птица пела ей 
Лю бо...

Как абсурдно влекущее чудо, блиц маячил за смутной чертой 
И в потоке тонул блудофлуда. Здесь творилось весь день черт-те что: 
Голосил беспредельщиков лагерь, не кончались трава и грибы - 
Платье стало разорванным флагом, ветхий примус в малине забыт. 
Разлагались продукты и трупы… Но пришел живодер с топором - 
Издевательски щелкали зубы и добычи желало нутро. 
Он малину испортил народу, сочинителям выпустив кровь, 
К извращениям разного рода неизменно питая любовь! 
Злобно выдал банальные рифмы, лодку творчества вмиг раскачал 
И отправил поэтов на рифы, от затеи своей хохоча. 
Бедный аффтар, забившись в берлогу, сочиняет здесь всякую хрень 
И почти сотворил, по итогу - к черту день и мозги набекрень. 
Он теперь отползет от экрана и беспечно уснет как сурок, 
Уложившись в безумные рамки и в пятнадцать дозволенных строк))

У меня аллергия на снег и жару, 
На живущего ниже соседа курца, 
На подъёмы в рабочие дни поутру, 
На москита, который меня искусал. 

На мужчин, голубеющих, как небосвод, 
На призывное "надо", когда не могу, 
На игрульки в свободу в тисках несвобод, 
На потребность всю жизнь оставаться в долгу. 

На двуликих двуногих и деланный смех, 
На политиков, пьющих народную кровь, 
На умельцев, живущих за счёт неумех, 

На жлобов, обличающих в жлобстве жлобов... 
У меня аллергия на всё и на всех, 
Кроме тех, от которых исходит любовь.

Спи, мой ангел, спи, дитя любви. 
Вырастешь – все парни будут наши. 
Вырастешь красавицей: в крови 
Гены непутёвого папаши. 
КрасавЕц! Улыбкой покорил, 
Говорил – проездом, из столицы... 
Ах, как был внимателен и мил! 
Честно обещал на мне жениться. 
Я сдалась. А он не виноват. 
Чувства были лживы изначально. 
После оказалось, что женат, 
Он – святой. А мы с тобой – случайны.

Охвачены безумием любви, 
Стремимся на предельных скоростях, 
Года и расстояния скостя, 
Врасти в любимых Спасом на крови. 
Хранить в себе их всем нутром своим. 
И отпускать, мгновение спустя, 
Не веря в то, что боги не простят 
Простого счастья смертных половин. 

Без повода и видимых причин 
Люблю врага из племени мужчин 
Безумно, бестолково, безрассудно. 
Для амазонки - жуткий моветон, 
Но мне плевать, что станется потом. 
Пока люблю. Свята и неподсудна.

Вот так летишь вниз головой, 
а в голове шумит прибой, 
и рыбы, вместо голубей, 
к ладони тянутся твоей, 
а в ней ни крошки хлеба - 
лишь небо, небо, небо. 

А в нём /читай/ закат и кровь - 
всё алым, алым и любовь 
горит лазоревым цветком. 
И не заплачут ни о ком 
степные пеликаны 
протяжно и гортанно, 

когда ты, голову подняв, 
ногами спустишься в анклав 
кухаркиного царства - 
земное постоянство.

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Охвачены безумием любви, 
Стремимся на предельных скоростях, 
Года и расстояния скостя, 
Врасти в любимых Спасом на крови. 
Хранить в себе их всем нутром своим. 
И отпускать, мгновение спустя, 
Не веря в то, что боги не простят 
Простого счастья смертных половин. 

Без повода и видимых причин 
Люблю врага из племени мужчин 
Безумно, бестолково, безрассудно. 
Для амазонки - жуткий моветон, 
Но мне плевать, что станется потом. 
Пока люблю. Свята и неподсудна.

У весны зелёная кровь 
И бедовый, дурной характер: 
В увертюре - свет и любовь; 
Первый акт совсем не суров, 
Но немало бурь и штормов 
Поджидает в последнем акте.

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Бежал проспектом резвый дождь, 
А капли собирались в лужи. 
Нестройный шум хотелось слушать, 
Набросив старый макинтош, 
Бродить по городу. И кровь, 
И нервы небом успокоить. 
Да зонт купить, чтоб мы бы двое 
Под ним шептали про любовь… 

У весны зелёная кровь 
И бедовый, дурной характер: 
В увертюре - свет и любовь; 
Первый акт совсем не суров, 
Но немало бурь и штормов 
Поджидает в последнем акте.

Как абсурдно влекущее чудо, блиц маячил за смутной чертой 
И в потоке тонул блудофлуда. Здесь творилось весь день черт-те что: 
Голосил беспредельщиков лагерь, не кончались трава и грибы - 
Платье стало разорванным флагом, ветхий примус в малине забыт. 
Разлагались продукты и трупы… Но пришел живодер с топором - 
Издевательски щелкали зубы и добычи желало нутро. 
Он малину испортил народу, сочинителям выпустив кровь, 
К извращениям разного рода неизменно питая любовь! 
Злобно выдал банальные рифмы, лодку творчества вмиг раскачал 
И отправил поэтов на рифы, от затеи своей хохоча. 
Бедный аффтар, забившись в берлогу, сочиняет здесь всякую хрень 
И почти сотворил, по итогу - к черту день и мозги набекрень. 
Он теперь отползет от экрана и беспечно уснет как сурок, 
Уложившись в безумные рамки и в пятнадцать дозволенных строк))

У меня аллергия на снег и жару, 
На живущего ниже соседа курца, 
На подъёмы в рабочие дни поутру, 
На москита, который меня искусал. 

На мужчин, голубеющих, как небосвод, 
На призывное "надо", когда не могу, 
На игрульки в свободу в тисках несвобод, 
На потребность всю жизнь оставаться в долгу. 

На двуликих двуногих и деланный смех, 
На политиков, пьющих народную кровь, 
На умельцев, живущих за счёт неумех, 

На жлобов, обличающих в жлобстве жлобов... 
У меня аллергия на всё и на всех, 
Кроме тех, от которых исходит любовь.

Бежал проспектом резвый дождь, 
А капли собирались в лужи. 
Нестройный шум хотелось слушать, 
Набросив старый макинтош, 
Бродить по городу. И кровь, 
И нервы небом успокоить. 
Да зонт купить, чтоб мы бы двое 
Под ним шептали про любовь… 

Когда бы не терзала так меня любовь 
К предмету, что лет тридцать обожаю, 
Не будоражила б мою дурную кровь 
И не будила среди ночи — раем 
Мне стала жизнь бы, заиграла, как кристалл, 
Я просыпалась бы лишь под будильник… 
Уж лучше б кто-нибудь предмет любви украл — 
Набитый до отказа холодильник.

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Разругалась вчистоган 
С милым, бросив кружкою... 
Не в отместку ли роман 
Он завел с подружкою?.. 

По мобиле говорит 
Алка: "Едем в Варну, Ют? 
Или может быть на Крит?.." 

Проучу коварную! 

...У меня из носа кровь 
И ночнушка ала вся. 
Виновата ты, любовь, 
В том, что я подралася.

У весны зелёная кровь 
И бедовый, дурной характер: 
В увертюре - свет и любовь; 
Первый акт совсем не суров, 
Но немало бурь и штормов 
Поджидает в последнем акте.

Как абсурдно влекущее чудо, блиц маячил за смутной чертой 
И в потоке тонул блудофлуда. Здесь творилось весь день черт-те что: 
Голосил беспредельщиков лагерь, не кончались трава и грибы - 
Платье стало разорванным флагом, ветхий примус в малине забыт. 
Разлагались продукты и трупы… Но пришел живодер с топором - 
Издевательски щелкали зубы и добычи желало нутро. 
Он малину испортил народу, сочинителям выпустив кровь, 
К извращениям разного рода неизменно питая любовь! 
Злобно выдал банальные рифмы, лодку творчества вмиг раскачал 
И отправил поэтов на рифы, от затеи своей хохоча. 
Бедный аффтар, забившись в берлогу, сочиняет здесь всякую хрень 
И почти сотворил, по итогу - к черту день и мозги набекрень. 
Он теперь отползет от экрана и беспечно уснет как сурок, 
Уложившись в безумные рамки и в пятнадцать дозволенных строк))

Когда бы не терзала так меня любовь 
К предмету, что лет тридцать обожаю, 
Не будоражила б мою дурную кровь 
И не будила среди ночи — раем 
Мне стала жизнь бы, заиграла, как кристалл, 
Я просыпалась бы лишь под будильник… 
Уж лучше б кто-нибудь предмет любви украл — 
Набитый до отказа холодильник.

Как абсурдно влекущее чудо, блиц маячил за смутной чертой 
И в потоке тонул блудофлуда. Здесь творилось весь день черт-те что: 
Голосил беспредельщиков лагерь, не кончались трава и грибы - 
Платье стало разорванным флагом, ветхий примус в малине забыт. 
Разлагались продукты и трупы… Но пришел живодер с топором - 
Издевательски щелкали зубы и добычи желало нутро. 
Он малину испортил народу, сочинителям выпустив кровь, 
К извращениям разного рода неизменно питая любовь! 
Злобно выдал банальные рифмы, лодку творчества вмиг раскачал 
И отправил поэтов на рифы, от затеи своей хохоча. 
Бедный аффтар, забившись в берлогу, сочиняет здесь всякую хрень 
И почти сотворил, по итогу - к черту день и мозги набекрень. 
Он теперь отползет от экрана и беспечно уснет как сурок, 
Уложившись в безумные рамки и в пятнадцать дозволенных строк))

Спи, мой ангел, спи, дитя любви. 
Вырастешь – все парни будут наши. 
Вырастешь красавицей: в крови 
Гены непутёвого папаши. 
КрасавЕц! Улыбкой покорил, 
Говорил – проездом, из столицы... 
Ах, как был внимателен и мил! 
Честно обещал на мне жениться. 
Я сдалась. А он не виноват. 
Чувства были лживы изначально. 
После оказалось, что женат, 
Он – святой. А мы с тобой – случайны.

Охвачены безумием любви, 
Стремимся на предельных скоростях, 
Года и расстояния скостя, 
Врасти в любимых Спасом на крови. 
Хранить в себе их всем нутром своим. 
И отпускать, мгновение спустя, 
Не веря в то, что боги не простят 
Простого счастья смертных половин. 

Без повода и видимых причин 
Люблю врага из племени мужчин 
Безумно, бестолково, безрассудно. 
Для амазонки - жуткий моветон, 
Но мне плевать, что станется потом. 
Пока люблю. Свята и неподсудна.

Шли девушки и было что-то, 
июльским вечером субботы. 
Был разговор и смех, был визг. 
Луна кормила лунарёнка 
(неяркий свет сочился вниз) 
Возможно ли убить ребёнка?! 
Конечно нет, но много ль толка 
кормить собой таких особ?! 
А он изломанно и тонко 
звенел, летел почуяв кровь. 
Пусть всепрощающа любовь 
благополучная для звона 
под луннолунием субботы 
но: - Прочь (шлёп-шлёп) Не смей! Не тронь! 
Луна. Глаза. Ему. Закрой.

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Спи, мой ангел, спи, дитя любви. 
Вырастешь – все парни будут наши. 
Вырастешь красавицей: в крови 
Гены непутёвого папаши. 
КрасавЕц! Улыбкой покорил, 
Говорил – проездом, из столицы... 
Ах, как был внимателен и мил! 
Честно обещал на мне жениться. 
Я сдалась. А он не виноват. 
Чувства были лживы изначально. 
После оказалось, что женат, 
Он – святой. А мы с тобой – случайны.

Охвачены безумием любви, 
Стремимся на предельных скоростях, 
Года и расстояния скостя, 
Врасти в любимых Спасом на крови. 
Хранить в себе их всем нутром своим. 
И отпускать, мгновение спустя, 
Не веря в то, что боги не простят 
Простого счастья смертных половин. 

Без повода и видимых причин 
Люблю врага из племени мужчин 
Безумно, бестолково, безрассудно. 
Для амазонки - жуткий моветон, 
Но мне плевать, что станется потом. 
Пока люблю. Свята и неподсудна.

У весны зелёная кровь 
И бедовый, дурной характер: 
В увертюре - свет и любовь; 
Первый акт совсем не суров, 
Но немало бурь и штормов 
Поджидает в последнем акте.

Плакала пела почти не 
Слышно зовёт не знает имени 
Шорохи камышиные в тине 
В иле придонные воды синие 
Лю бо... лю бо... лю бо... Вью 
венком заплетаю речками 
Травами прорастаю кровью 
А она всё плачет, мечется 
Выросли кукушкины слёзки 
Шелестят шепчутся перекати-поле 
на ветрах уносит 
Лю бо лю бо лю... больно 
Корни вью сквозь камни не пой 
Винные ягоды алые спелые 
Кровиночкой падает 
ягода птица пела ей 
Лю бо...

Вот так летишь вниз головой, 
а в голове шумит прибой, 
и рыбы, вместо голубей, 
к ладони тянутся твоей, 
а в ней ни крошки хлеба - 
лишь небо, небо, небо. 

А в нём /читай/ закат и кровь - 
всё алым, алым и любовь 
горит лазоревым цветком. 
И не заплачут ни о ком 
степные пеликаны 
протяжно и гортанно, 

когда ты, голову подняв, 
ногами спустишься в анклав 
кухаркиного царства - 
земное постоянство.

Плакала пела почти не 
Слышно зовёт не знает имени 
Шорохи камышиные в тине 
В иле придонные воды синие 
Лю бо... лю бо... лю бо... Вью 
венком заплетаю речками 
Травами прорастаю кровью 
А она всё плачет, мечется 
Выросли кукушкины слёзки 
Шелестят шепчутся перекати-поле 
на ветрах уносит 
Лю бо лю бо лю... больно 
Корни вью сквозь камни не пой 
Винные ягоды алые спелые 
Кровиночкой падает 
ягода птица пела ей 
Лю бо...

Как абсурдно влекущее чудо, блиц маячил за смутной чертой 
И в потоке тонул блудофлуда. Здесь творилось весь день черт-те что: 
Голосил беспредельщиков лагерь, не кончались трава и грибы - 
Платье стало разорванным флагом, ветхий примус в малине забыт. 
Разлагались продукты и трупы… Но пришел живодер с топором - 
Издевательски щелкали зубы и добычи желало нутро. 
Он малину испортил народу, сочинителям выпустив кровь, 
К извращениям разного рода неизменно питая любовь! 
Злобно выдал банальные рифмы, лодку творчества вмиг раскачал 
И отправил поэтов на рифы, от затеи своей хохоча. 
Бедный аффтар, забившись в берлогу, сочиняет здесь всякую хрень 
И почти сотворил, по итогу - к черту день и мозги набекрень. 
Он теперь отползет от экрана и беспечно уснет как сурок, 
Уложившись в безумные рамки и в пятнадцать дозволенных строк))

У меня аллергия на снег и жару, 
На живущего ниже соседа курца, 
На подъёмы в рабочие дни поутру, 
На москита, который меня искусал. 

На мужчин, голубеющих, как небосвод, 
На призывное "надо", когда не могу, 
На игрульки в свободу в тисках несвобод, 
На потребность всю жизнь оставаться в долгу. 

На двуликих двуногих и деланный смех, 
На политиков, пьющих народную кровь, 
На умельцев, живущих за счёт неумех, 

На жлобов, обличающих в жлобстве жлобов... 
У меня аллергия на всё и на всех, 
Кроме тех, от которых исходит любовь.

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Спи, мой ангел, спи, дитя любви. 
Вырастешь – все парни будут наши. 
Вырастешь красавицей: в крови 
Гены непутёвого папаши. 
КрасавЕц! Улыбкой покорил, 
Говорил – проездом, из столицы... 
Ах, как был внимателен и мил! 
Честно обещал на мне жениться. 
Я сдалась. А он не виноват. 
Чувства были лживы изначально. 
После оказалось, что женат, 
Он – святой. А мы с тобой – случайны.

Плакала пела почти не 
Слышно зовёт не знает имени 
Шорохи камышиные в тине 
В иле придонные воды синие 
Лю бо... лю бо... лю бо... Вью 
венком заплетаю речками 
Травами прорастаю кровью 
А она всё плачет, мечется 
Выросли кукушкины слёзки 
Шелестят шепчутся перекати-поле 
на ветрах уносит 
Лю бо лю бо лю... больно 
Корни вью сквозь камни не пой 
Винные ягоды алые спелые 
Кровиночкой падает 
ягода птица пела ей 
Лю бо...

Как абсурдно влекущее чудо, блиц маячил за смутной чертой 
И в потоке тонул блудофлуда. Здесь творилось весь день черт-те что: 
Голосил беспредельщиков лагерь, не кончались трава и грибы - 
Платье стало разорванным флагом, ветхий примус в малине забыт. 
Разлагались продукты и трупы… Но пришел живодер с топором - 
Издевательски щелкали зубы и добычи желало нутро. 
Он малину испортил народу, сочинителям выпустив кровь, 
К извращениям разного рода неизменно питая любовь! 
Злобно выдал банальные рифмы, лодку творчества вмиг раскачал 
И отправил поэтов на рифы, от затеи своей хохоча. 
Бедный аффтар, забившись в берлогу, сочиняет здесь всякую хрень 
И почти сотворил, по итогу - к черту день и мозги набекрень. 
Он теперь отползет от экрана и беспечно уснет как сурок, 
Уложившись в безумные рамки и в пятнадцать дозволенных строк))

У меня аллергия на снег и жару, 
На живущего ниже соседа курца, 
На подъёмы в рабочие дни поутру, 
На москита, который меня искусал. 

На мужчин, голубеющих, как небосвод, 
На призывное "надо", когда не могу, 
На игрульки в свободу в тисках несвобод, 
На потребность всю жизнь оставаться в долгу. 

На двуликих двуногих и деланный смех, 
На политиков, пьющих народную кровь, 
На умельцев, живущих за счёт неумех, 

На жлобов, обличающих в жлобстве жлобов... 
У меня аллергия на всё и на всех, 
Кроме тех, от которых исходит любовь.

Практицизм у тебя в крови: 
Будни вертятся всё быстрее, 
Ты не ждёшь неземной любви, 
Не участвуешь в лотереях; 
Только изредка, пыль стряхнув 
С недописанного этюда, 
Ты даёшь себе слабину 
И слегка ожидаешь чуда...

Спи, мой ангел, спи, дитя любви. 
Вырастешь – все парни будут наши. 
Вырастешь красавицей: в крови 
Гены непутёвого папаши. 
КрасавЕц! Улыбкой покорил, 
Говорил – проездом, из столицы... 
Ах, как был внимателен и мил! 
Честно обещал на мне жениться. 
Я сдалась. А он не виноват. 
Чувства были лживы изначально. 
После оказалось, что женат, 
Он – святой. А мы с тобой – случайны.